но к ней не размерен в любви.

Объемлющим был бы и резвым,

и устным стихом душу грел,

и в холоде был бы полезным -

завёл бы костёр с книг и дел.

Так мало отмерило время

на тельно-духовный союз…

Не ведал доселе и в схемах

таких удивительных уз!

Ушедшую помню всевенно…

С ней чёрности снял и прозрел.

Пик счастья б поднял, несомненно.

Что мог ещё, жаль, не успел!

Просвириной Маше

Родные ладони

А тронувший руку под вечер,

цвет и карамелистость губ

рифмовья отчаянно мечет

о всей неслучайности судьб

их, и про трепет сердечный,

про близость охапок двоих,

и спайку в одну быстротечно;

про добрость её среди злых,

про осень, мечты и слиянья

в том трансе среди эйфорий.

Всё сердце объяли вливанья

горячностью яркою. Зрить

полегче, цветастее стало

завзявшему нежно ладонь,

и током роднеющим, малым

из пальцев исходит пуд тонн

мотивы ласканий и нужность.

Как будто на трон золотой

та фея возводит нескучно.

А он всепослушно идёт,

чтоб вместе навек воцариться.

Да! Фея, земной грубиян.

Он ею от тьмы излечиться

сумеет, держа её длань.

Просвириной Маше

Карма

Унылость, сухая безрадость.

Все прошлые жизни ль в бегу?

Я в нынешней чую усталость,

поэтому часто так сплю?

Угрюмый. А был шут и клоун

в минувших столетьях, ролях?

Иссякший. Тогда ли был полон,

цветочком, пчелою ль в полях?

Наверное, чёртом был, Богом, -

с того ни минуты в мольбе.

Треть века один – с длинным рогом

иль раньше толокся в толпе?

Безрукий, без дум, упоенья.

Наверно, ремёсла все знал,

иль чтоб не творил убиенья

с того Творец си́им создал.

Безжёнен, наследия нету.

Наверно, был раньше гарем.

Ручьями втекаю я в Лету,

ничем не запомнившись всем…

Обнимательность

Касайся, участливо трогай,

охватом прижми и прижмись.

Не будь равнодушной и строгой,

наместница муз. Закружись.

Играйся любовно в прихожей,

по клеточке каждой веди

податливых мускул и кожи,

и слоган про чудо тверди.

Влюбляй же. Согласен и волен.

Открыт я всему, что твоё.

Погашен, почти обездолен

без ласки, когда не вдвоём.

Желанье – свиваясь, срастаться.

Пусть не разлучат поезда!

Хочу и любить, улыбаться,

и знать, что со мной навсегда!

Просвириной Маше

Кусь и лизь

Приветливы взгляды, постели.

Лучистость речей, головы.

И всё это даром? И мне ли?

Природная, женская Вы!

Новы и задоры, повадки.

Занятна, смела средь игры.

Приятности трогатны, гладки,

аж нежит, мягчеет внутри

у воина, кончателя споров,

повстанца. Он Вами одной

смиряет оружья и норов,

с внезапно хорошей, родной!

Он – я! Тут догадок немного.

Пред Вами он истинный лишь!

Как снимет корону и тогу, -

котёнок, ручной и малыш…

Ах, кто даровал мышку кошке?

По телу, душе мне пришлись.

И хочется "кусь" Вас немножко,

а после – неж-щедрое "лизь".

Просвириной Маше

Blonde

Ясно-точёные грани,

розовый запах и вкус,

к коим, души открыв краны,

верно и гордо так мчусь,

даже на взгляд и минуту,

пробу чтоб свежую снять

с губ и прижатий поутру,

мудрости, вести узнать,

радость изведать с начала

и машамонов вдохнуть

(как амулет от печалей),

лишние думы стряхнуть.

Девичий облик и славный

с опытом, знанием всех.

С нею я, кажется, главный

в мире влюблённых. Успех!

Трогая щёки и серьги,

хочется в сто раз отдать,

и напитаться вмиг силой,

чтоб снова вечера ждать…

Просвириной Маше

Maria

Тайной дорогой, известной,

прямо идти, вдоль тропин

к самой живой, благочестной,

к лучшей из тех, что любил!

В дикость и сумрак осенний

выбежать в ямы дворов,

в зимний мороз и весенний,

даже и в летний, готов,

чтобы приклеить навеки

душу, уста и всё-всё…

Жизни любые дань, чеки

выплачу я! Пусть несёт!

Шагом измерить далёка,

вдохом и выдохом путь,

поиском сердца, двуоко

хочется мне как-нибудь…

Пусть призовёт она только!

Смазав разлуки слезу,

даже по милям осколков

я до неё доползу…