– Это правда!

Его лицо ожесточилось. Конечно, он не поверил ни единому моему слову. Да я бы на его месте тоже не поверила.

– Ты меня за идиота держишь, что ли? – рявкнул он.

Физиономия у него побагровела от ярости, жилки на шее запульсировали. Но нож – нож он держал крепко и размахивать им перестал. Теперь он точно готов пустить его в ход и разделать меня на куски. Угораздило же меня брякнуть правду!

– Я тебя убью!

У меня из глаз хлынули слезы. Я с мольбой пролепетала:

– Пожалуйста, не надо…

Сквозь пелену слез я увидела, как он поднял руку с ножом, готовясь нанести удар.

В панике я метнулась вперед и со всей силы толкнула его. Он отлетел к стене, но равновесия не потерял, а уперся в кладку рукой. И пробормотал себе под нос какое-то проклятие на иврите, которого я не поняла. Иврита, в отличие от многих еврейских детей, я почти не знала, моим языком был польский. И любимый английский.

Я попыталась прорваться к двери, но кухня была слишком маленькая. Именно в тот миг, когда я протискивалась мимо, он взмахнул ножом. Лезвие глубоко вошло в правое плечо.

Я закричала. Боль затопила все вокруг. Надо было бежать, спасаться, но меня словно парализовало, я не могла отвести глаз от своей руки, от рукава, который в считаные секунды окрасился кровью. Как же больно! Как невообразимо больно!

Таких ран у меня никогда в жизни не было. А вдруг я теперь умру?!

Меня сотрясали рыдания, за слезами я ничего не видела. Но по громкому, почти звериному пыхтению противника понимала, что сейчас он снова нанесет удар. И еще, и еще, и еще. Мне его не остановить…

– Захария! – раздался окрик.

Это был голос Стефана.

– Захария, что здесь, черт возьми, творится?

Нападающий, остановившись, выпалил в бешенстве:

– Ее подослали немцы!

В облегчении я сползла на пол, баюкая раненую руку. Сейчас Стефан объяснит ему, что я не представляю никакой опасности, что я просто мелкая контрабандистка… А потом окажет первую помощь, перевяжет рану…

Но Стефан только спросил подозрительно:

– Что, правда?

«Нет!» – хотела крикнуть я, но получился только хрип. Голос от отчаяния мне отказал.

– А что она тут забыла? – пропыхтел Захария.

– Иди отсюда, я разберусь, – приказным тоном произнес Стефан, и Захария подчинился. Неохотно, но подчинился. В какой бы подпольной организации они ни состояли, Стефан явно занимал в ней более высокое положение, чем тот, кто на меня напал.

– Ты-то где пропадал? – осведомился Захария у Стефана с плохо скрываемым раздражением, вновь останавливаясь. Ему явно не нравилось, что им командуют.

– В подвале.

Этот ответ Захарию удовлетворил.

В других обстоятельствах меня бы живо заинтересовало, что там в подвале такого важного. Но сейчас я только и могла, что рукавом здоровой руки утирать слезы. Мне хотелось толком разглядеть Стефана.

Он требовательно протянул Захарии руку. Тот отдал нож и наконец покинул кухню.

Стефан сделал шаг ко мне. Сжимая нож, обагренный моей кровью.

Я с трудом поднялась на ноги. Мне не хотелось сидеть перед ним на полу хнычущей развалиной.

– Что ты тут делаешь, Ленка? – спросил он.

Он не забыл имени, которым с лету окрестил меня на польском рынке. А ведь девять недель прошло!

В других обстоятельствах я бы, может, и обрадовалась. Но он говорил жестко и нож держал наготове. Рука у него ни разу не дрогнула – а это наводило на мысль, что ему, в отличие от Захарии, уже доводилось пускать нож в ход.

Голубые глаза Стефана буравили меня. Белки у него, как и у Захарии, тоже были в красных прожилках. Что с ними всеми такое?.. В любом случае ни тепла, ни обаяния в его взгляде не было. Сплошной холод.