Долго метался я без толку от бака к баку с мешком, пока не плюнул на все и не решил сунуть его в «прочий» – видать, именно для такого случая, как мой, поставили. Сами потом разберутся, куда что.

Откинул я тяжелую крышку рукой, поднял мешок с земли и через бортик перекинул. Все! Дело сделано. Но только решил закрыть крышку, как из бака приятный женский голос донесся.

– Простите, но я вынужден (странная женщина какая-то, чес-слово! Почему «вынужден», а не «вынуждена»?) просить вас забрать мусор.

Я так и подскочил на месте. Этого еще не хватало, чтобы баки мусорные со мной разговаривали!

– По какому праву? – гундосо спрашиваю я, все еще продолжая зажимать лицо ладонью.

– Что вы сказали? – переспросил бак. – Повторите, пожалуйста, я ничего не понял.

– Я спрашиваю, почему я должен забрать мусор?

– Это не мой мусор.

– Разумеется, не твой! Он мой.

– Вот и возьмите его себе обратно, – проворковал бак. Нет, как вам это, а?

– С чего вдруг? – спрашиваю.

– Я принимаю только прочий мусор.

– Так я тебе и дал прочий.

– Это не прочий! – уперся бак. – А вполне конкретный: стекло, пластик, цветмет… Вот керамику я могу взять.

– Ну и бери!

– Давайте!

– Я уже дал.

– Нет, так не пойдет. Забирайте! – Крышка бака начала приподниматься, внутри него что-то загудело, и мой мешок начал вылезать наружу.

– Не заберу! По какому, собственно, праву? – вспылил я, бросился к мешку и взялся запихивать его обратно. – Это произвол.

– Не пихайтесь!

– Буду пихаться! – прохрипел я, уминая мешок руками, но тот упорно вылезал обратно.

– Заберите!

– Не заберу! Если ты такой умный, то возьми свою керамику, а остальное отдай соседям.

– Не могу. Сортировка в мои функции не входит. Сейчас же заберите свой мешок! Что за хулиганство? Я буду жаловаться! – мешок преодолел мои усилия и вывалился к моим ногам.

Бак победно хлопнул крышкой и заткнулся.

– Ах, так! – упер я руки в бока, потом схватился за крышку и начал ее приподнимать, напрягая руки. Она вдруг стала неимоверно тяжелой, похоже, бак ее нарочно придерживал.

– Прекратите безобразничать, – заголосил бак, – вы, вандал!

– Ты заберешь у меня мусор! – прорычал я, толкая мешок изо всех сил в образовавшуюся щель.

– Не буду я его брать! Помогите!

И тут я наконец нашел скрытый за сеточкой динамик и угрожающе приставил к нему указательный палец.

– Ты видишь?

– Что? Что такое? – заволновался бак, прекратив выпихивать мешок.

– У тебя зрение есть?

– К сожалению, я лишен возможности видеть. Но что происходит?

Это совсем неплохо, по крайней мере никто не узнает, кто я такой. Если только по голосу?

– Тогда внимай мне! – добавил я металла и торжественности в голос, и еще хрипотцы и немного баса. – Еще одно слово, и хана твоему говорильнику!

Бак затих, потом что-то внутри него зашуршало. Видимо, шевелил «прочим» мусором, размышляя, как поступить.

– Чего молчишь?

– Думаю.

– Заберешь мусор?

– Не могу я, понимаете? У меня проблемы потом будут.

– Да какие у тебя проблемы могут быть? – удивленно воззрился я на бак.

– На профилактику отправят. Полная разборка-сборка.

– Ничего, отдохнешь месячишко-другой.

Бак опять ничего не ответил, но шуршание внутри стихло.

– Ну? – требовательно постучал я носком туфли. – Я жду. И палец у меня уже дрожит от нетерпения.

– Давайте свой мешок! – сдался бак наконец. Крышка его покорно, но медленно, словно нехотя, приоткрылась.

– То-то же, разговорчивый ты мой! А в следующий раз конкретизируй на своем прелестном боку, что есть «прочий». Кстати, это прямое нарушение прав потребителя! – победно выпалил я и закинул в бак мешок.

Вместительный бак проглотил его и зло захлопнул крышку, едва не прищемив мне пальцы. И тут мне пришло в голову, что угроза порчи городского имущества тоже может быть преступлением. Может, у бака и в самом деле не было зрения, а если было? Что мешало ему соврать мне? По идее, конечно, машина не может лгать, но здесь возникает конфликт интересов: «быть или не быть?» И в этом весь вопрос. Ложь во спасение, так сказать, инстинкт самосохранение, самозащита.