Как ни ужасно, но стало известно, что вдобавок к ранам, полученным после головокружительного падения в ущелье, солдаты были самым мерзким образом покалечены. Отрезанные уши, язык, нос; половой орган, воткнутый в рот; раздавленные яички, выколотые глаза. Один старик в конвульсиях произнес было слово «пытка», но он не знал его значения – то ли забыл, то ли не хотел говорить, что лишь добавило страха. Пятясь, он вышел, бормоча при этом что-то вроде: «…Заговор… демократ… против… Храни нас Йолах». В душе Ати это происшествие положило начало скрытому процессу, который мог привести к бунту. Бунту против чего или кого, Ати и представить не мог; в застывшем мире цель не угадать, можно только почувствовать, что начал бунтовать, а против себя ли самого, против империи, против Бога – не разберешь; да и вообще, как шевелиться в неподвижном мире? Самое большое знание склоняется перед пылинкой, которая препятствует мысли. Ате, кто противостоял смерти на этой горе, кто пересек запретную границу, – они обладали знанием.

Но если выйти за пределы, то куда идти?

Да и зачем было убивать тех несчастных бесов в униформе, почему бы не взять их с собой и просто бросить на произвол судьбы на горе? Где ответ? Солдаты, которых перебежчики пощадили и которые смогли вернуться, понесли кару, назначенную трусам, предателям и безбожникам: под одобрительные возгласы толпы их казнили на стадионе в день великой молитвы, предварительно проведя по городу для всеобщего обозрения. Закрытие любого государственного дела всегда сопровождалось зачисткой свидетелей в той или иной форме.

Для Ати существующая за пределами времени больница обладала дестабилизирующим действием; каждый день здесь появлялись потрясающие новости, которые в городском шуме прошли бы незаметно, но здесь заполняли собой пространство и захватывали дух, который постоянно находился в тревожном, подавленном и униженном состоянии. Объяснением тому была изолированность санатория. В пустоте жизнь становится причудливой ничто ее не сдерживает; она не знает, на что опереться и в какую сторону двигаться. Кружение на одном месте вокруг себя – зрелище довольно жалкое, а слишком долго существовать наедине с собой губительно для духа и тела. Тогда и болезнь, со своей стороны, разит с большей уверенностью, поскольку смерть не терпит истин, которые намерены превзойти ее, и уничтожает их. Существование границы ошеломляло. Получается, что мир разделен, что он вообще разделим и человечество многообразно? С каких это пор? Наверняка так всегда и было, ведь все сущее существует целую вечность, ибо спонтанного зарождения не бывает. Только если того пожелает Бог, ведь он всемогущ; но разве Бог добивается разделения людей, разве он работает над своими творениями отдельно, по случаю?

Да что же это за граница, черт побери, что там за нею?

Известно, что на небе обитают ангелы, в аду кишат демоны, а на земле живут верующие, но для чего граница в пределах нашего мира? Кого от кого или от чего она отделяет? Сфера не имеет ни начала, ни конца. На что же похож невидимый чужой мир? Если его жители наделены разумом, знают ли они о нашем присутствии на земле и понимают ли немыслимый факт, что мы не подозреваем об их существовании, кроме разве что жутких невероятных слухов, причудливых отголосков стертой в памяти эры? Значит, победа над Врагом в Великой священной войне не была «полной, окончательной и бесповоротной»! Значит, на самом деле нас накрыло прахом поражения, пока мы непрерывно праздновали победу.

Так где же мы в таком случае? Наверняка в самом жалком положении: мы побеждены, лишены всего и отброшены на дурную сторону границы. А ведь и правда наш мир похож на стан проигравших, на лавку старьевщика после погрома, а приукрашивание реальности служит всего лишь румянами для смерти, придающими ей смехотворный вид. А Йолах со своим Посланцем Аби, что они делают с нами на этом убогом дрейфующем плоту? Кто спасет нас, откуда придет помощь?