Вообще-то Сокол со своей точки зрения прав. Хотя перенести лабораторию под землю нетрудно, при нынешней строительной технике заняло бы не больше недели, да плюс две на переезд и перетаскивание техники, но прекрасно понимаю энтузиастов, что и минуты не хотят терять на такую хрень, как перебазирование. Многие и сейчас остаются ночевать в лаборатории, зато утром можно сразу к своему рабочему месту.

Сокол при всей эмоциональности все же чувствует ответственность руководителя, тщательно взвесил «за» и «против», решил рискнуть. Но, думаю, на его решение слишком повлияло нежелание останавливать работу даже на сутки. Я бы все-таки потерял хоть месяц, но понадежнее спрятал лабораторию. Или в самом деле старею и чересчурничаю?..

Сейчас даже мне трудно понять, как правильнее. Остается надеяться на интуицию, что есть тот же выбор вариантов, только моментальный, когда сразу сообщается результат вычислений, пропуская все промежуточные расчеты.

Работающие в нашу сторону даже не оглядываются, словно мы бесплотные тени, как Данте с Вергилием, гуляем по райскому саду, каждый корпит на своем участке грандиозного проекта.

Сокол поглядывал на их сгорбленные спины чаще, чем я, внезапно помрачнел и сказал уже другим голосом:

– На Мацанюка давят. Требуют, чтобы прекратил финансирование наших работ. И вообще разорвал с нами аренду!..

– И как он?

Он ответил с кривой улыбкой.

– Мацанюк крепкий орешек. Не спорит, только просит уточнить, как и за что, чтобы ему не быть слишком уж замаранным. А нас предупредил, чтобы работы ускорили. Дескать, если и дальше будут давить, то ему придется уступить. Уже намекнули, что перекроют кислород, если будет тянуть. Мир вообще идет вразнос, центральные власти мало что решают, а местную все больше прибирают к рукам неолуды. Однако я не верю, что мир настолько уж сошел с ума!.. Он должен, просто обязан опомниться!

– Мы слишком долго жили умом, – напомнил я. – И других к этому принуждали. Вот природа и дает опор, запустив маятник в другую сторону.

Он посмотрел почти с испугом.

– Надеюсь, шутите?

– Какие шутки, – буркнул я. – Это вам по уму жить в кайф, а другие что только не придумывают: алкоголь, наркотики, секс, музыку, зрелища, танцы, спорт, только бы не дать развиваться неокортексу, а человека вернуть в его блаженное состояние, каким был сто миллионов лет тому… А теперь вот пошли в открытую.

Он зябко передернул плечами.

– Надеюсь, это у вас такие шуточки футурологические. Люди не захотят вернуть прошлое.

– Да? А почему попаданцы в прошлое стали самым популярным жанром?.. Ладно, Сокол, я увидел достаточно. Внесу кое-какие коррективы…

– В сторону ускорения? – спросил он с надеждой.

– Как получится, – ответил я дипломатично. – Иногда мне кажется, это не я соображаю, а мой мозг сам по себе что-то подсчитывает, сравнивает, а меня не слушает…

– Ого!.. Пансперсия?

– Да нет, конечно, – ответил я загадочной для иностранца фразой, – просто часть мозга занимается тем, что обеспечивает непосредственные нужды организма, а другая где-то уединилась и решает свои высоколобые задачи, со мной не советуется.

– Завидую, – ответил он. – А у меня весь мозг решает, кому что подать и куда принести… Вот и вас встречаю, как управляющий, а не доктор наук по нейроморфным сетям.

Мы обменялись на прощание древним рукопожатием – атавизм, что исчезнет при переходе в сингулярность, когда перестанем быть животными людьми с их пещерными ритуалами.

– Успеха, – сказал я, – тороплюсь, меня Сюзанна ждет. У Сюзанны синие глаза и а-а-а-алый рот…

Он понимающе улыбнулся, а я, подойдя к автомобилю, услышал тихий голос: