Одетый в серый официальный костюм, невысокого роста преподаватель вошёл на лестничную площадку и пропустил меня вперёд. Я развернул телегу и спиной стал подниматься наверх. Колесо чуть подпрыгивало на каждой ступени. На четвёртой одна из книг свалилась с вершины горы и упала на бетон.

– Я подниму, – сказал Константин Александрович, медленно нагибаясь и поднимая со ступени кожаный переплёт. – «История политических учений», – сказал он, смотря на обложку. – База в изучении политологии.

Я выкатил тележку на пролёт, развернулся и стал подниматься дальше. Профессор следовал снизу, придерживая книжную гору.

– Я раньше преподавал эту науку, хотя сам историк по образованию. Да и себя определяю больше к истории, – продолжил Константин Александрович. – А по политологии вёл пары. Эта наука эклектична, включает другие направления, и этим она сложна. Но поднимает в изучении очень важные вопросы. Наверное, настолько важные, что на них некогда стоял весь наш мир.

Наконец, преодолев последнюю ступень, я выкатил тележку в коридор четвёртого этажа и уже вёз её по прямой. А профессор шёл следом, продолжая:

– Я вот сам осознал, что именно изучает политология. Это не политические процессы, как таковые, не действия политиков, а первопричины, мотивирующие их создавать эти самые процессы. По сути, политология человека изучает, анализирует его с разных сторон, но в контексте политической деятельности. Вот у немцев, – Константин Александрович достал ключи, подошёл к двустворчатой двери и начал поворачивать замок. Я стоял рядом, молча слушая, – эта наука называлась философией политики. Философия тут ключевое слово. А философия познаёт глубинную природу человека, его взаимодействие с миром. Человек – главный объект изучения, который и на сегодняшний день полностью не раскрыт.

Профессор открыл дверь и пропустил меня вперёд. Я завёз тележку в просторную аудиторию передом. Раньше здесь располагались очень длинные столы, занимающие собой почти всё пространство. Сейчас же на их месте было скопление различных книг. Они были сложены в кучи, в стопки, некоторые из которых доходили аж до потолка. Лавируя между ними, я осмотрелся.

– Как их здесь много, – удивился я. – Они все были принесены из библиотеки?

– Какая-то часть из них. Поисковики ходили туда несколько раз, забирали книги. Сейчас, говорят, их осталось там всего ничего, и то в основном чьи-то публицистические работы. – Константин Александрович прошёл ко столу, что стоял у окна по другую сторону от входа, и положил на него ключи. – Но большинство было свезено сюда из других корпусов университета. Просто здесь решено было организовать этакое «книжное Эльдорадо».

– Как вы уговорили руководство? – поинтересовался я, остановив тележку там, куда указал профессор.

– Мы долго дискутировали на эту тему, но в итоге они посчитали это не столь важным. Дескать, есть и другие вещи, на которые стоит обратить внимание. Поэтому, я занялся этим лично, по своей собственной инициативе.

Я прошёлся, удивляясь тому, сколько книг здесь сейчас находится. И сколько будет привезено ещё. Сможет ли вместить эта комната столь многочисленное количество разной литературы? Тут были и художественные произведения, и научные труды исследователей прошлого столетия, и даже находились папки с чьими-то работами: курсовые, дипломные, рефераты. Я подошёл к столу, возле которого стоял профессор, и спросил:

– А зачем? То есть, какой вы видите смысл в этом?

Константин Александрович молча посмотрел на меня, и в его глазах я заметил лёгкий тон разочарования. Я и сам укорил себя за свой вопрос, который был озвучен нетактично. Грубо даже, в каком-то смысле.