«Нужно узнать это. Обязательно. Я должен», – смотря на пустующий, опрятно гладкий матрас, решил я для себя.

Но у кого спросить? Виктор Петрович наверняка знает, что произошло. Но я не мог представить, с какой стороны лучше зайти. Можно было бы плюнуть на всю предосторожность и спросить в открытую. От этой мысли я осёкся: не хотелось вот так, напролом и в наглую начинать этот разговор с таким человеком, как он. Да и вряд ли Виктор Петрович будет открыт для откровений; скорее, пошлёт, куда подальше, и это в лучшем случае. Он и знать то не знает о моём существовании.

Я выкинул эту смелую идею из своей головы. Вышел из аудитории, поднялся на третий этаж, пришёл в коворкинг. Внимательно осмотрелся, всё ещё надеясь увидеть Виталика средь здешней гомонящей толпы. Но нужного лица так и не встретил. Потом решил заглянуть в столовую: половина рядов сейчас пустовала. Вторая половина была занята лишь на треть: студенты сидели за столами и ужинали, сопровождая это дело разговорами. Среди ужинавших его не было тоже.

Разочаровавшись в тщетности своих поисков, я покинул столовую. Шёл через коворкинг не спеша, уткнувшись глазами в пол. Кто-то из студентов сейчас смеялся над какой-то шуткой, и мне стало как-то тошно от этого. Настроение было паршивое, и ещё паршивее было то, что мне вот-вот заступать на смену с таким настроением. К нему подключилось ещё и это чувство, вновь вспыхнувшее глубоко внутри. На входе висели часы. Я посмотрел время, оставался один свободный час.

Что делать? Нужно хотя бы перекусить, а то я целые сутки ничего не ел. Но аппетита не было вообще. Оставаться здесь я тоже не хотел, не хотел среди тех, кто отдыхает у костра в хорошем расположении духа. Моя мрачная физиономия привлекала бы ненужное внимание, а попытки расспросить, в чём дело, и вовсе бы раздражали.

Я поднялся по ступеням и побрёл по коридору. И впереди, среди потока людей, увидел Илью: поисковик вышел от лестничной площадки и нёс что-то габаритное в руках. Шёл он спокойно, но широким шагом, и его затылок всё дальше отделялся от моего взора, норовя скрыться среди других голов. Я машинально ускорился, осторожно обходя встречный людской поток. Нужно догнать его, спросить. Я ведь хотел сделать это вчера, но так и не решился. Но сейчас упустить момент уже нельзя.

Я ускорил шаг ещё больше, почти сорвался в бег, но спина в чёрном длинном плаще постепенно терялась в гуще. Тут же передо мной один из профессоров опустил тележку и окликнул меня.

– Павел, здравствуй. Не поможешь мне?

Я чуть не налетел на поклажу профессора и не свалил его добро на пол. Это был Константин Александрович. В его тележке была целая гора различных книг. Профессор достал платочек из кармана, снял очки и протёр своё лицо.

– Решил книги перевести на четвёртый этаж, но уже на четвёртой тележке то и… – профессор махнул рукой, улыбаясь. – Хотя не староват, сил ещё – ого-го! – он подмигнул мне. – Но от помощи бы не отказался. Если не отвлекаю, конечно.

Я помялся на месте, посмотрел вперёд: силуэт Ильи уже почти затерялся среди толпы. Мне нужно было к нему, догнать и задать вопросы, ответы на которые для меня сейчас были самым важным, кажется, во всей жизни. Но отказать в помощи Константину Александровичу я не мог: хоть мы и были на разных факультетах – Константин Александрович был доцентом кафедры истории, – но знали друг друга очень хорошо. И дело было даже не в этике, когда тебя просит преподаватель. Я просто не мог отказать этому человеку.

Я молча кивнул и подошёл к тележке.

– Спасибо, Павел. Да вот, подумал тут, что неплохо было бы нам организовать свою внутреннюю библиотеку, чтобы все книги и рукописи в ней хранились. Конечно, у нас есть уже библиотека, но туда-то попасть трудно… – Константин Александрович надел очки, положил платочек в карман и пошёл рядом. Я, взявшись за ручки, покатил телегу вперёд. – Особенно в последнее время. А ведь и ста метров-то не будет от университета до её входа. За пол минуты можно дойти. Раньше. А сейчас…