«Как же это я так… Не усмотрел… Как мне жаль… Я, как всегда, невредим, а он…».

– Мои соплеменники уже на подходе, – сказал вортигонт, выводя его из раздумий, – следи, чтобы нас никто не отвлекал.

– Долго ещё?

– Нет.

Стараясь унять бешено колотящееся сердце и натянутые нервы, Олег стал прохаживаться неподалёку, рассматривая входы в соседние шахты в стенах зала. Посмотреть было на что. У каждого из тоннелей виднелись светофоры с четырьмя лампами. Напротив входов Олег заметил ещё и правительственные пулемётные турели. То, что их можно перепрограммировать, для Олега уже не было новостью – Руслан уже так делал в «Стара Прóспект»… Но тем, кто ставил эти турели, было явно скучно – турели были раскрашены. На одних были намалёваны жёлто-чёрные полосы, на других – скалящиеся акульи морды. Это невольно напомнило Олегу фотографии американских и немецких самолётов времён Второй Мировой, которые оформляли подобным образом для устрашения врага.

«Интересно, как вортигонт его „удерживает“? Что конкретно он делает? Знать бы… Может, что-то вроде искусственной комы? Но его раны, они же несовместимы с жизнью, пусть даже в коме. Не знаю… Не люблю не понимать… Ну, не колдуны же они, в конце концов? Должно быть какое-то научное объяснение…».

– Слушай, – Олег решил сменить тему, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, – такое интересное название, «Шахта имени 50-летия Победы».

И он указал на логотип, который они с Русланом видели уже много раз, оказываясь в этой промзоне.

– И не говорите, – усмехнулся Шекли, – а уж как Дорожный любил использовать тему победы во Второй Мировой войне, чтобы отвлекать людей от всей серости жизни при Мировом Правительстве. Он поначалу устраивал парады и даже сам шёл в начале колонны с портретом своего отца, который якобы умер на этой войне.

– Как это? Он же родился в 1954 году, через девять лет после окончания войны.

– А вот о том и речь, – ответил Шекли, – глядишь, ещё лет через десять, если бы не было Восстания, он бы вообще начал говорить, что он сам лично закончил Вторую Мировую войну, чтобы потом привести народ к светлому будущему под властью Мирового Правительства.

Олег только качал головой.

– Поначалу он ещё старался казаться нормальным правителем и даже пробовал как-то улучшить жизнь оставшихся людей. А под конец у него совсем фляга засвистела от собственной вседозволенности… Он уничтожил всех, кто мог представлять хоть какую-то опасность его единоличной власти на Земле. Дошло уже до абсурда. Шесть лет назад он запретил продажу бензина и прочих нефтепродуктов людям. Якобы под предлогом разумного использования невозобновляемых ресурсов. На самом деле, он просто боялся, что кто-нибудь сделает из бензина зажигательную смесь и подожжёт его.

– Тем не менее, это не спасло его от заслуженной смерти, – усмехнулся Олег, вспоминая Дорожного, падающего в самое сердце реактора.

– Эй, Олег, у Вас кровь, – сказал подошедший медик.

Проследив за взглядом повстанца, Олег почесал лоб и поднёс к лицу пальцы: на ткани его перчаток осталось немного крови и кусочки шелушащейся кожи.

«Язвы – уже везде. Вторая стадия, по всей видимости. Теперь, ещё день-два – и стану неходячим».

– Ерунда! Поцарапался, наверное, – отмахнулся Олег.

– Нет, погодите, – напрягся медик, – ну-ка, ну-ка…

Он подался вперёд, чтобы получше рассмотреть лицо инженера.

– Э, а у Вас и на шее, и на руках…

– Так, всё! Всё нормально, – отстранился Олег, – аллергия какая-то, ничего страшного, сейчас не обо мне нужно думать…

– Да нет, не похоже на аллергию, – покачал головой медик, – надо будет заняться Вами, обязательно.