2020 Анна Штумпф

© Анна Штумпф, 2021


ISBN 978-5-0051-0243-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АННА ШТУМПФ «2020»


АННА ШТУМПФ «2020»

Пролог

Фигура приближается… Приближается, будто проявляется картинка на фотобумаге. Вот возникли очертания плеч, затем задвигались ступни, и вверх поползли линии как всегда безупречно отутюженных брюк.

Рядом с ботинками нарисовались два длинных уха, болтающихся из стороны в сторону. Задвигались лапы. Перевожу взгляд наверх – проявилась шляпа, и очертились строгие вертикали костюма. Резко приближается знакомое лицо. На меня насмешливо смотрят карие глаза, в улыбке чуть двигается крючковатый кончик носа. Не может быть… От ярости мне не хватает воздуха.

– Зачем вы снова здесь?!

Слышу лишь тихое дыхание его собаки. Она садится у ног хозяина и высовывает мокро-розовый язык.

– Здравствуй, Мария.

Исподлобья вглядываюсь в молчащее лицо, в холодные глаза. Его голос звучит только у меня в голове. Он молчит. Собака сглатывает слюну и смотрит вверх темными блестящими глазами. Хочется кричать от бессилия. Сжать кулаки и на выдохе закричать.

– Вам все мало?! Опять смерти? Снова боль и горе?!

– Мне казалось, ты все поняла… Помнишь, Помпеи? Индианку? Авиньон?

Хочу оглянуться, но не могу. Вокруг нет очертаний города или квартиры. Только его четкая подтянутая фигура в безупречном костюме. Только любимая собака у ног. Не слышу никаких посторонних звуков, кроме собачьего дыхания. Я сжимаю пальцы и чувствую, как до крови впиваются ногти в кожу:

– Что мне сделать, чтобы вы больше не приходили? Никогда не приходили?!

Собака печально смотрит на меня, затем поднимается и двигается вслед за хозяином. Их фигуры тают, как в ночных сумерках прячутся до утра силуэты домов. Тают и прощальные слова:

– Вспомни… Вспомни 2020…

***

Резко и внезапно проснувшись, она глубоко дышала, вцепившись пальцами в одеяло. С усилием встала, прошлась по комнате. Глянула на изображение в подсвеченной светодиодами фоторамке – серьезный черноволосый парень с улыбающейся девочкой на руках смотрит прямо в объектив. Ребенок бережно прижимает к себе щенка спаниеля. Фотография украшена подписью – «Олежка и Маруся, июнь 2041, Крым».

Нажав на кнопку, пожилая женщина молча наблюдала, как сквозь ползущие вверх жалюзи комнату наполняет предрассветный питерский полумрак.

Она прикрыла глаза.

«Вспомни…»

Глава 1

Олежек вприпрыжку соскочил со ступенек:

– Раз! Два! Три! Четыре! – подхватил самокат.

У магазина мы столкнулись с Верой и ее Никиткой – ходит вместе с моим в одну группу детского сада. Никита на велосипеде.

– Привет. На площадку?

– Привет, Маш. Давайте.

Вера традиционно оглядела меня:

– Ты еще больше похудела! Молодец. Пятьдесят семь где-то?

– Пятьдесят пять. Для моих метра шестидесяти семи самое то.

Вера кивнула. Она тоже следит за весом. Чего не скажешь о волосах – сидим два месяца без салонов, никак не привести в порядок стрижку. Вере проще – заколола свои длинные в пучок и побежала. У меня стрижка пикси, и ее нужно поддерживать раз в месяц.

Детская площадка снова перетянута полосатыми лентами. Вчера чей-то папа размотал и оторвал эти нелепости. Коммунальщики с упорством лепят их каждый божий день. Пусть лепят. Работа у них такая. Вера вздохнула:

– Ну, вот скажи, какой толк отгораживать от нас площадку? Мы и так дома все сидим. Ну, в магазины ходим. Ну, с Терри гулять… Детям уже и во дворе нельзя – воздухом дышать? На балконе гулять прикажете?

– И не говори. У тебя есть знакомые с вирусом?

– Откуда?

– И у меня нет. Они там у себя в Москве поразнесли какую-то мнимую заразу, а нам теперь дома сиди. Мне ребенка в окно высовывать ради кислорода?

Вера закатила глаза:

– Достало все ужасно. Не могу больше дома сидеть.

Дети с визгами носились по огороженной площадке. У подъезда на скамейке расположились старушки. Они считают, что находятся в зоне риска в силу возраста, но без свежего воздуха отдадут Богу душу раньше, чем от вируса. А старая закалка не позволяет ослушаться – сидят возле парадной, чтобы шмыгнуть внутрь, если в конце двора покажется участковый. Причем, сидят в масках и перчатках.

– Бог ты мой… Если б не интернет-магазины, я б не выжила, Маш, – Вера сменила тему и теперь смеялась над своей расточительностью.

– Кстати, Маш! – она быстро водила пальцами по экрану смартфона. – Звонила Филипповна – сказала, что на следующей неделе в саду можно сделать прививки по графику. Типа, чтобы не отставали от плана.

– Пфф. У нас есть такие, кто вообще эти прививки делает?

– Ну, мы все в чате обсудили – ты чего-то не написала только – нас никого это не касается. Мы не делаем прививки.

– Ой. Вер. Где этот коклюш? Где этот полиомелит? Столбняк? Ну, мы же не в подвале живем, чтобы заразу подхватить, ну?

Вера махнула рукой. Я кивнула – еще с рождения Олежки участковая педиатр меня доставала с прививками. Отказы от очередных предложенных ею АКДС и прочей ерунды привыкла подписывать уже не глядя. Две тысячи двадцатый год на дворе!

Я подобрала брошенный Олежеком у качелей самокат:

– Жду-не дождусь, когда салоны откроются. Вер, а может, подпольно? Мне бы подстричься. Да и маникюру уже два месяца. Ужас… Фигню развели какую-то – не перекусить нигде, не примерить ничего! Во, видела? – демонстрирую Вере отросший гель. – Хорошо, что Паша не видит… Если что и есть позитивное от этой изоляции, так это время свободное – читаю больше.

– А, точно, ты же – филолог у нас.

– Редактор.

– Как ты все успеваешь?! Читать еще! – Вера фыркнула.

После получаса беготни и игр все-таки удалось развести детей по домам. Еще один день сурка клонился к закату.

Вместе мы ждали окончания самоизоляции. Мы устали. А больше всего устали ждать папу, который застрял в командировке в Мехико. Рейсы отменены, и когда начнется авиасообщение – непонятно. Пока мы каждый день на связи по зуму. Скучаем ужасно. Если поначалу были обещания вывозных рейсов и надежды на скорую встречу, то сейчас мы живем надеждой воссоединения любым способом. «Жду. Скучаю. Целую», – каждый день говорю я Павлу. Он оброс и реже бреется. Смеется, что в отличие от ситуации у Робинзона Крузо, его соседи не расположены к людоедству. К надеждам на встречу добавилось особое чувство – обострилось желание жить памятью. Воспоминания приобрели новый вкус – вкус вариаций. Перебираешь события и переставляешь их местами, как книги на полке – что-то более нужное ставишь поближе, а то, о чем думать не настроена – ставишь вглубь.

Я заглянула к сыну – он собирает что-то из крохотных пластмассовых прямоугольничков. Лего его страсть. Муж привозит ему конструкторы отовсюду – со всех концов света. Наш сын очень талантлив. Поиграв с новым набором, он разбирал его до основания и собирал что-то новое, вкупе с прежним, согласно таинственному плану. Говорил, что это сюрприз.

Уже вечером, когда Олежка с мычанием чистил зубы перед сном, а я складывала посуду в машину, раздался звонок. Папина сестра, тетя Оля. Голос чужой, непохожий на ее нормальное щебетание.

Я коснулась красной трубки на экране – завершила вызов. Подошла к окну – мне нужен воздух. За окном ветер. Гуляет по вечернему городу.

Умерла Лиля, дочь тети Оли. Она умерла в Москве, куда переехала восемь лет назад. Когда началась эпидемия, многие новоиспеченные москвичи вспомнили о своих малых родинах – Саратове, Иваново, Владимире. И срочно выехали навестить родственников. На самом деле – из столицы их гнал ужас.

Кошмарное совпадение – буквально вчера я прочитала притчу о Паломнике и Чуме. Как же там было сказано?

– Ты говорила, что заберешь пять тысяч человек, а сама взяла пятьдесят тысяч!

– Нет, – ответила Чума, – я сказала правду. Я была в Багдаде и забрала свои пять тысяч человек. Остальные от страха умерли.

Я медленно положила телефон. Не смогла совладать с дрожью – меня затрясло. Смартфон упал мимо стола. Страх… Это нормально – уехать прочь из пораженного непонятной заразой города. Зря Лиля этого не сделала. Рассчитывала, что государство ее вылечит? Нет, это все воспитание тети Оли. На самом деле, я думаю, что тетя Оля прекрасная мать. Лиля умная, порядочная и честная. Была… Я знаю, что чувствует сейчас ее мама. Я сама мать.

Уложив Олежку, я убрала с кресла возле его кроватки книгу и села. Думала о Лиле. Меня не отпускала мысль о какой-то кошмарной несправедливости. Почему от вируса ушла молодая, умная, трудолюбивая женщина? Не успевшая создать семью, но много трудившаяся в своей короткой жизни, ставившая перед собой одну цель за другой… Почему?

Никто не думал, на какой срок мы расстаемся, когда вирус запер нас в городах и квартирах. Первое, что принесла нам эпидемия – это заточение. Не знала тетя Оля, что больше не увидит дочь, провожая ее в аэропорт после встречи Нового года. Лиля тогда приезжала в гости. Радостно рассказывала о выплате ипотеки в Москве, намекала на перспективы на работе… Почему именно она?

Олежек засопел. Посмотрела новости в телефоне – странно: «В России резко увеличилось количество смертельных исходов от коронавируса у людей от двадцати пяти до сорока лет». Бедная моя Лиля, ей было только тридцать шесть…

Господи, почему?!

За этими размышлениями я заснула в кресле.

***

Вздрагиваю от звука тяжело закрывшейся двери. Я в соборе одна. Никому не дозволяется войти. Носильщики ждут на улице. Снимаю с головы капюшон и сажусь молиться. Служанка остается невидимой. Вдыхаю аромат подвядших цветов и воска.