Бывшие побежденные образуют группу в одном из углов зала. Среди них выделяется затянутый в сюртук в стиле Франца-Иосифа первый делегат Венгрии – восьмидесятилетний граф Аппоньи с белой бородой и ушами фавна. Он слышит, как кто-то говорит о «незыблемости договоров», и, возмутившись, заявляет: «Нет ничего незыблемого! Я видел рождение французской империи, германской империи и австрийской, и я видел, как они исчезали. Как же после этого не относиться скептически к продолжительности государственных институтов, созданных людьми?»

Тишина! Английская делегация проходит через зал. Во главе ее Макдональд с его роскошной седой шевелюрой, за ним следует совсем маленький лорд Пармур, большой специалист по вопросам морали.

Теперь появляется краснолицый маленький Кинонес де Леон, личный друг Альфонса XIII и глава испанской делегации.

Затем входит красивый мужчина высокого роста, с благородной гордой осанкой, с пресыщенным и презрительным видом – министр иностранных дел Польши Александр Скржинский. «Польша, господа министры, Польша!» – повторяет он.

Вот гордые, как Артабан,[4] великие победители последней войны – маленький чех Эдуард Бенеш, высокий румын Титулеску, югослав Маринкович, за которыми следуют делегаты Южной Америки – красивый бразилец Фернандес и представители всех латиноамериканских республик.

Общее движение любопытства. Входит французская делегация. Во главе ее Эдуард Эррио, в черном сюртуке, взволнованный и счастливый. За ним Аристид Бриан, которого в Женеве еще никто не знает, экономист Лушер, Анри де Жувенель, Леон Буржуа, Жорж Боннэ.

Еще одна делегация – делегация империи восходящего солнца! Виконт Исии, сопровождаемый своим министром иностранных дел Адати, очень спешит и с трудом протискивается в зал, где, начиная с партера и до галерки, так же как и на балконе для прессы, сплошная давка.

Подлинный энтузиазм!

Да здравствует Эррио!.. Да здравствует Макдональд!..

Делегат Греции юрист Николай Политис ликует:

– Вот наконец требуемая Вильсоном открытая дипломатия! – восклицает он. – Главы двух великих европейских держав прибыли для открытого урегулирования международных вопросов!

Не обращая внимания на пюпитр и микрофоны, Эррио, не имея в руках никаких записей, выходит на край эстрады.

– Создание мира, – восклицает он, – требует больше мужества, чем война. Франция предлагает вам для общего дела все, что она имеет разумного, сердечного, страстного, светлого и весь свой опыт, оплаченный ею веками испытаний; она знает, что значит иметь непрочные границы. Ни в чем не повинная вчера – да, не повинная, я клянусь в этом, – с еще не зажившими ранами сегодня, Франция протягивает всем вашим странам свою братскую руку. Несмотря на свои страдания, она хотела бы знать о несчастьях всех народов мира, чтобы помочь облегчить их. Полная печали перед своими собственными руинами, она была бы рада, если бы увидела, как на огромных развалинах войны благодаря нашим совместным усилиям вырастает этот божественный цветок – мир!

И его Протокол о мирном урегулировании международных конфликтов, в основе которого лежат три принципа – арбитраж, безопасность и разоружение, – одобряется бурными аплодисментами.

Макдональд сменяет Эррио на трибуне. Он пользуется и пюпитром, и микрофоном. Глядя на аудиторию поверх своих очков, он наставительно проповедует.

Но в этом порыве библейского великодушия он поясняет: «Что же касается Англии, то она полагает, что взаимная помощь могла бы быть с выгодой заменена разоружением. Разоружение с неизбежностью вызвало бы к жизни безопасность, а отсюда само собой вытекала бы необходимость арбитража».