ЖУРНАЛИСТ: Представляю нашу университетскую газету. Скажите, Сьюзен, так вы, правда, против справедливости?
СЬЮЗЕН: Это несправедливо. Я за справедливость, но лишь как за защиту консервативных и слабых слоев общества. Я просто против раздувания этой идеи до важнейшей на свете. Вы ведь не против того, чтобы кто-то любил анчоусы?
Опять на странном перекрестке
СЬЮЗЕН (заказывает в баре чай): Покрепче, пожалуйста.
БАРМЕН-КИТАЕЦ: У нас есть хейлудзянский чай, хотите попробовать? Это очень редкий чай, самый северный чай в мире.
СЬЮЗЕН: Можно взглянуть?
У нее в руках – изящная коробочка чая с изображением черного дракона. Она внимательно изучает изображение.
БАРМЕН-КИТАЕЦ: По старинным легендам, мир начался от этого черного дракона. Так, во всяком случае, написано в книге Лао-Цзы.
СЬЮЗЕН: Кто-то должен был начать все эти безобразия. Давайте попробуем черного дракона.
Бармен заваривает в маленьком чайничке щепотку чая, затем мастерски, длинной струей сливает заваренный чай в миниатюрную фарфоровую пиалу и подает чай Сьюзен. Сьюзен пьет, сначала осторожно, после первого же глотка с откровенным удивлением и наслаждением.
СЬЮЗЕН (расплачиваясь): Действительно, дивный чай. И с очень необычным вкусом.
БАРМЕН-КИТАЕЦ: Это вкус несправедливости.
СЬЮЗЕН: Несправедливость имеет вкус? Она всегда казалась мне безвкусной.
БАРМЕН-КИТАЕЦ: Если это несправедливость всего мира и во все времена. Так учат старинные книги.
Сьюзен выходит из бара через вращающуюся дверь. Неожиданно она спотыкается, теряет равновесие и больно ушибается о шуршащую мимо нее дверь. Сьюзен оказывается на полу. Раздается странный мелодичный звон, и сыпятся волшебные искры. Тело Сьюзен раздваивается. Первое, потирая ушибленный лоб, встает и отправляется, выйдя на улицу, направо. Второе принадлежит молодому человеку, уходящему от этой же двери налево. Оба персонажа играются одной актрисой.
Крупным планом – уличный указатель перекрестка: West Avenue и 13>th South Street.
Часть 2. Рутина новых отношений
В сабвэе
Утренний сабвэй. Битком набитый вагон. Билл читает, стоя, черно-белую газету вроде «Wall Street Journal». Чуть наискосок от него сидит Пенни, его двойник. Билл бросает на нее взгляд: раз, другой, все более изумленный. Он не узнает себя в Пенни.
Они выходят из вагона одновременно, но Билл скоро теряет ее из виду, мучительно ищет, продираясь сквозь толпу, вновь находит и догоняет на эскалаторе.
БИЛЛ: Я влюбился в вас с третьего взгляда.
ПЕННИ: Со второго: третий был уже сигналом мне.
БИЛЛ: Что вы делаете сегодня вечером?
ПЕННИ: Строю глазки своему телевизору.
БИЛЛ: Во мне столько программ, в том числе кабельных, куда вашему телевизору до меня?!
ПЕННИ: Ходячий саттелит.
БИЛЛ: Ваш.
ПЕННИ: Сумасшедший.
БИЛЛ: «Но и ничей верный друг вас приветствует с одного из пяти континентов».
ПЕННИ: Откуда это?
БИЛЛ: Как мне вам позвонить между ужином и завтраком? Это Бродский.
ПЕННИ: Не знаю такого. 848—1446, спросите Пенни.
БИЛЛ: Иосиф Бродский. Меня зовут Билл.
Приглашение на пикник
Билл треплется с Пенни, одновременно переодеваясь и приводя себя в порядок перед зеркалом. Тем же занята и Пенни. Очень похожие, они ведут себя совершенно по-разному: Билл небрежен и смотрит на себя с откровенной иронией, Пенни скрупулезна и тщательна и рассматривает себя с самым придирчивым интересом. Нам дается то крупный, то средний план, почти все время экран раздвоен по вертикали, и мы можем видеть обоих говорящих, при этом, когда говорит один – средний план, другой дается крупным планом, чтобы мы видели его реакцию.
БИЛЛ: Алло. Как дела? Это Билл.
ПЕННИ: Я в порядке. Какой Билл?