Одним из последних широко освещавшихся в советской прессе награждений чекистов (в 1938 году их почти не было) стало награждение дальневосточных наркомвнудельцев Люшкова, отличившихся в ходе депортации корейцев и транзитных перевозках заключенных в лагеря Колымы. 6 февраля 1938 года был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении работников УНКВД ДВК и работников НКПС», где фигурируют отмеченные орденами Красной Звезды начальник УНКВД по Амурской области М.И. Говлич, начальник УНКВД по Приморской области М.И. Диментман и другие[232].

Тучи над головой Люшкова и его чекистов стали сгущаться с апреля 1938 года, и этому предшествовали грозные события в Киеве и Москве.

Среди тех, кому Ежов был вынужден «дать по рукам» в январе 1938 года, оказался давний покровитель Люшкова, нарком внутренних дел УССР И.М. Леплевский. Уже через два месяца после его назначения на Украину, в августе 1937 года, Ежову пришлось посылать в Киев комиссию НКВД во главе со своим заместителем Л.Н. Бельским для рассмотрения многочисленных жалоб на произвол нового наркома. Как выяснил Бельский, Леплевский ориентировал местных чекистов исключительно «на цифру» разоблаченных «врагов народа», и «липачество» в органах НКВД Украины, даже на всесоюзном фоне «ежовщины», выглядело чудовищно. Кроме того, первый секретарь ЦК КП(б) Украины С.В. Косиор планомерно уничтожал руками Леплевского остатки партийного аппарата своего бывшего соперника Постышева.

В январе 1938 года Леплевского пришлось отозвать из Киева и назначить начальником 6-го (транспортного) отдела ГУГБ НКВД СССР. Расследованием его бурной деятельности в 1937 году теперь занялся новый руководитель НКВД УССР А.И. Успенский. 26 апреля 1938 года Леплевский был арестован по обвинению в «активном участии в правотроцкистской антисоветской организации и проведении контрреволюционной предательской деятельности». Вскоре он признался, что в 1932 году был вовлечен в организацию «правых» (затем – «правотроцкистов») своим старшим братом Г.М. Леплевским. Во главе заговорщиков стояли Рыков, Бухарин и Томский. После своего назначения на Украину в 1937 году Леплевский «начал очищать аппарат НКВД от кадров Балицкого, принимая меры для предотвращения полной ликвидации антисоветского подполья»[233].

Далее Леплевский показал, что «в 1930 году Балицкий и Леплевский создали в аппарате ГПУ УССР правотроцкистскую группу, на которую опирались в предательской работе». Личное соперничество между Балицким и Леплевским, вылившееся в соперничество групп ориентировавшихся на них украинских чекистов, «было по существу расхождениями между правыми и троцкистами, связанными с борьбой за преимущество в аппарате». Таким образом, с 1930 года в ГПУ-НКВД Украины зрели два параллельных заговора – «заговор Балицкого» и «заговор Леплевского»[234]. Такая версия событий, данная арестованным Леплевским, опять ставила под косвенное подозрение Люшкова.

Если Балицкий признавал возникновение «заговора в НКВД УССР»[235] в конце 1935 года (в это время Люшков работал в Москве), то датировка «заговора Леплевского» 1930 годом, приходилась на время наиболее тесного сотрудничества Леплевского и Люшкова на Украине. Более того, хотя Леплевский в числе десятков имен новых «украинских чекистов-заговорщиков» не упомянул имени Люшкова, в его показаниях от 22 мая 1938 года названы оба «верных паладина» – М.А. Каган и Г.М. Осинин-Винницкий. Попав из-за них в своеобразную вилку подозрения, Люшков и сам мог стать теперь легкой добычей для Фриновского.

Также неожиданно всплыла малоприятная история с одним из самых приближенных к Люшкову чекистов – М.А. Каганом. В НКВД СССР поступили сведения, что заместитель начальника УНКВД по ДВК укрывал у себя на квартире бежавшего из тюрьмы брата-троцкиста. Это лишь ускорило арест Кагана