– Я с тебя шкуру сдеру, – яростно заорал Гришко, – слышишь, туземец?

Халил обернулся на крик. Сашко, с ног до головы обхарканный верблюдами, вслепую махал перед собой шашкой.

– Сам нарываешься, – предупредил Кривец, – по-хорошему к тебе пришел. А ты то драться, то верблюдов разогнал. Нарываешься, значитца!

– Домой нужно вернуться, – объяснил Халил и, не дожидаясь ответа, зашагал в сторону управы.

Шли через Купеческий квартал, напрямик через базарную площадь и собор Невского. Казаки то и дело догоняли на конях, кружили вокруг Халила, угрожая скорой встречей. Прохожие, завидев, что Халил идет связанным, останавливались, спрашивали, что случилось. Кривец всем говорил одно и то же – «не ваше дело». Это, однако, мало помогало, и вскоре за ними увязался приличный хвост из любопытных жителей города. Возле самой управы шествие закончилось. Кривец забежал в здание и вернулся с двумя солдатами. Те, взяв Халила под руки, завели его на крыльцо. Дверь закрылась, и до Халила донесся голос Кривца:

– Расходитесь! Колыван, тебе на кой черт этот Халил нужен? Иди домой. Джамбулат, тоже иди. Не создавайте ажитацию! Архип, ты и так на учете, от греха иди домой!

– За что караванщика арестовали? – спросил хриплый голос. – Сделал что-то?

– Всё узнаете! Расходитесь! – повторил Кривец и тоже зашел в управу.

В коридоре было душно и суетно. Солдаты в пропахших потом гимнастических рубахах сновали из кабинета в кабинет с толстыми кипами бумаг. В одной из комнат ругались матом, доказывая кому-то, что приказы надо выполнять, какие бы глупые они ни были. Два казаха, одетые в жилетки, тащили по полу огромный мешок, забитый доверху документами. Халил прислонился к стенке, чтоб пропустить их. Кабинет Тропицкого был закрыт, и Кривец, постучавшись, дождался ответа с разрешением войти.

– Доставлен, ваш благородие, – отчеканил он, – оказал немного сопротивление. Но не сильно. У Григория Майкудова ребра сломаты, значитца. Прикажете заводить?

Андрей Иванович кивнул и убрал со стола красную папку, предварительно вложив в нее небольшую записку.

– Сопротивление? Халил? – Показывая рукой, что можно сесть, Тропицкий поздоровался с караванщиком. – Ты же не бандит какой-то. Зачем казаку ребро сломал?

Халил хмуро ответил на приветствие и решил постоять, не присаживаться на предложенную уездным начальником низкую стулку. Сидеть снизу, когда на тебя смотрят свысока, – занятие неприятное, как будто в лупу рассматривают. Лучше постоять.

– Ну-ну, – заметив, что Халил не стал присаживаться, Тропицкий развел руками, – тогда давай сразу к делу. Ты груз доставил?

– Как и договаривались, – ответил Халил и, изогнувшись спиной, показал свои связанные руки, – только вместо расчета получил это.

– Кривец говорит, приказа ослушался. Пришлось связать. И где он?

– Там, где и должен быть при доставке, – на верблюдах, на горбу!

Тропицкий поднялся со стула и подошел к шкафу, достал из него графин с водой. Наполнил стакан и залпом осушил его. Вытерев рукавом рот, понял, что пауза ничего не решила, караванщик в упор смотрит на него и молчит.

– Мне из тебя каждое слово тянуть? Верблюды где?

– Так дома! Где же им быть. Груз на горбах. Меня зачем сюда привели? – спросил настойчиво Халил. – Я, Андрей Иванович, свой уговор выполнил. А вы?

– Я тоже, – мрачно сказал Тропицкий и неожиданно спросил: – Где Асанов?

Началось, понял Халил. Асанова не нашли, а ждали. Халила в городе увидели, а ротмистра своего – нет. Прямиком Халилу ничего нельзя предъявить ни про Асанова, ни про мнимого Асану-сана, ни про ротмистра пограничной службы… А спросить надо! Что делать? Хватать под любым предлогом караванщика и вести в управу. Верблюды им не нужны, Халил на фронте тоже малоинтересен, а вот куда подевался Асанов – вот это и есть настоящая причина, из-за этого Кривец документ для служебного пользования ему в лицо и тыкал. Небось, никому еще не показывали, иначе в городе шум поднялся бы. Кто просто так русскому царю лошадь отдаст?