Офицеров он нашел еще шагов через двести, на похожей полянке близь дороги. Устроились они хорошо. В центре круга было подобие стола, на разостланном платке стояли даже тарелки, впрочем, почти пустые, и разнокалиберные чарки. С одной стороны от него тихо угасал костер, с другой стоял двухведерный дубовой бочонок с медными обручами и большим медным же вензелем N на боку. Командир полка возлежал на ковре, укрытый буркой. Рядом, на ковре поменьше, лежали в обнимку два майора. Штабс-капитаны довольствовались войлочными кошмами, поручики обходились лошадиными попонами. Храпели все одинаково, басовито, солидно, тяжело. Чуть поодаль, привязанные к деревьям, стояли офицерские лошади, нервно и зябко переступавшие ногами. Рядом вокруг костра толпилось с десяток рядовых солдат, они настороженно посматривали на Соловьева. Денщики, определил он, трезвые, пока.

Соловьев навел ревизию на столе. Нашел промерзшую краюшку хлеба и покрытое жиром куриное крылышко, немного обглоданное. Ну да не в ресторации Демута, выбирать не приходится. Заглянул в бочку, подивился, сколько же осталось – почти половина! Наклонился ниже, втянул крепкий водочный дух. Вот это по-нашему! Взял чарку побольше, зачерпнул, выпил, выдохнул: хороша! Не так, конечно, хороша, как отцовская самогонка, то та для дорогих гостей, а эта для похода, для похода – в самый раз. Закусил крылышком, размолов кости крепкими зубами, отломил кусочек хлеба, положил за щеку, оставшуюся краюху засунул в карман.

– Эй вы, ко мне! – крикнул Соловьев денщикам. Те боязливо приблизились. – Через полчаса вернусь, чтобы господа, господа офицеры, в полном порядке были. Все понятно?

– Понятно, ваше благородие! Сделаем! – с какой-то даже радостью откликнулись денщики.

«Вот рабье племя, – подумал Соловьев. – Ничего без барина сделать не могут, только и ждут приказа или плетки». Решил подхлестнуть:

– Через полчаса генерал с инспекцией прибудет. Чтобы все в лучшем виде было!

– Неужто сам Петр Иванович?

– Сам! – важно кивнул головой Соловьев.

– Сделаем, выше высокоблагородие! Честь по чести предстанут! Не впервой!

«То-то же», – усмехнулся про себя Соловьев, но, уходя, бочку с собой все же прихватил. Вылить рука не поднялась. Заначил ее у дороги, присыпал с боков снегом, пару веток сверху положил, дальше двинулся.

Навстречу ему несся сломя голову молодой гусар.

– Ваше благородие! – выкрикнул он, не доезжая нескольких шагов, такой нетерпеливый. – Там штатского в карете задержали! На вопросы не отвечает, начальство требует.

– Значит, все-таки отвечает, – глубокомысленно сказал Соловьев. – На каком языке говорит?

– На русском.

– А едет откуда?

– Оттуда, – гусар показал рукой на запад, – не иначе как шпиён.

– Оттуда, – протянул Соловьев. – Интересно. Что ж, поедем, посмотрим. Ты когда-нибудь шпиёнов видел? – спросил он на ходу.

– Никогда!

– Вот и я никогда. По крайней мере, живых. Интересно. Посмотрим, – повторил он.

По дороге им встретились еще один разграбленные сани, вокруг которых, как будто разметанные взрывом, располагались кучками солдаты. Эти, впрочем, были не такими пьяными, как давешние, некоторые даже ходили, слоняясь от одной кучки к другой, бубня что-то под нос или напевая. Эти праздношатающиеся солдаты произвели на Соловьева еще более гнетущее впечатление, чем их лежащие вповалку товарищи. Солдат не может и не должен праздно шататься, это разврат.

– Вот я вам ужо задам! – крикнул им Соловьев и погрозил кулаком.

– Знамо дело – зададите! За дело! За дело и потерпеть можно! Потерпим! Пострадаем! – раздались голоса в ответ.

– Деловые! – сплюнул Соловьев и, не задерживаясь, поскакал дальше, к стоявшей на дороге карете.