Хорошее, доброе письмо, весьма далёкое от казёнщины и официозности; ни единого намёка на ссылку и поднадзорность выпроваживаемого из столицы; удивительные забота и предупредительность в отношении заблудшего: «Судьба его будет зависеть от успехов ваших добрых советов. Соблаговолите же дать ему их. Соблаговолите просветить его неопытность, повторяя ему, что все достоинства ума без достоинств сердца почти всегда составляют преимущество гибельное и что слишком много примеров убеждают нас в том, что люди, одарённые прекрасными дарованиями, но не искавшие в религии и нравственности предохранения от опасных уклонений, были причиною несчастий как своих собственных, так и своих сограждан».
Выпроваживая поэта из Петербурга, царь (а он читал и одобрил цитируемое письмо) не закрывал для него двери столицы, а потому Нессельроде писал: «Г. Пушкин, кажется, желает избрать дипломатическое поприще и начал его в департаменте. Не желаю ничего лучшего, как дать ему место при себе, но он получит эту милость не иначе, как через ваше посредство и когда вы скажете, что он её достоин» (86, 224–226).
То есть двери для служебной карьеры оставались для Александра Сергеевича открытыми, а пока впереди была так называемая южная ссылка, проведённая не без приятностей.
Часть вторая
«Куда бы ныне я путь беспечный устремил?»
Пушкин на юге, 1820–1824
«Раевские мои».
Н. Н. Раевский. «Друг друга мы любили». Каменка. «Содержать, как злодея».
«О Кишинев, о тёмный град!».
Друзья и покровители. «Отныне он принадлежит ей». «Ты человечество призрел». «И делу своему владыка сам дивился». «Одно думали, одно любили». Последнее «сражение». Первый декабрист. «Брюхом хочется видеть его». «О, каменщик почтенный». «Старичок Инзов». «У него было в избытке всё». «Лицо очень интересное».
Одесса.
«Монаршей воли исполнитель». Поэт и вельможа. «Вещали книжники, тревожились цари». «Близкий мой приятель». «Я был ему предан»
«Раевские мои»
Время с конца мая до середины сентября 1820 года Пушкин провёл в семье генерала Н. Н. Раевского и называл его свободным и беспечным. Барону А. А. Дельвигу он писал: «В Юрзуфе20 жил я сиднем, купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностью неаполитанского лаццарони».
Кавказу Пушкин посвятил следующие строки, написанные в Гурзуфе:
Дикая природа Кавказа ошеломила поэта своей первозданной мощью, а древняя Таврида пленила роскошью природы и буйством красок, простотой жизни её коренных обителей:
В этом путешествии на фоне благословенной природы было всё: знакомство с историей края, рассказы генерала Н. Н. Раевского о ратных подвигах солдат и офицеров русской армии, беседы на отвлечённые темы и, конечно, любовь:
Стихотворение «Таврида» было написано 16 апреля 1822 года, и ему предпослан эпиграф: «Возврати мне мою юность» (немецкое изречение). То есть это ностальгия по недавнему прошлому, по тому мгновению жизни, которое хочется остановить, ибо оно неповторимо и прекрасно. Но ни красота природы, ни высококультурное окружение, ни очаровательные женщины не могли заслонить главного для поэта-гражданина – родной стороны, коренной России: «…страшный переход по скалам Кикиненса не оставил ни малейшего следа в моей памяти. Мы переехали горы, и первый предмет, поразивший меня, была берёза, северная берёза! Сердце моё сжалось, я начал уже тосковать о милом полудне, хотя всё ещё находился в Тавриде» (из письма Дельвигу).