– Дом, – спрашиваю, – деревянный или каменный?

– Деревянный, – отвечает.

Открываю заранее подчёркнутые строчки: «Потом мы стояли на балконе, облокотись на каменную балюстраду…» и «…опиралась на нагретый солнцем старый камень балюстрады…»,

– Видишь, – говорю, – Бунину не лень было описывать такие детали, а тебе эти детали почему-то неинтересны, ты, следя за сюжетом, судя по всему, «картинок» не видишь. Кстати, где происходил бал студентов, в каком городе? И в какой губернии находилась усадьба?

– Кажется, Воронеж… – робко отвечает студентка.

– Замечательно! – радуюсь я. – Выходит, не напрасно дядя Бунин столько раз упоминал родное с детства название. Смотри: «…– кстати, кто она, – откуда? – Наша воронежская, из прекрасной семьи…», а вот какая деталь: «… покрасивее причесал свои чёрные мокрые волосы, подстриженные вчера в Воронеже…», а тут даже дважды название повторяется в одном предложении – «…был бал воронежских студентов в Благородном собрании в Воронеже». А где, кстати, находится Воронежская область?

Ответом был потупленный взор.

– Ну, хотя бы приблизительно! Севернее Москвы, западнее, или южнее? – допытывался я. – Неужели не интересна география страны родной? Вот поэтому ты нарисовала эти невнятные домики… Читай внимательно, что дядя пишет: «…только что село солнце, горел закат. Справа краснел против него правильный ряд белых одинаковых хат…». Смотри, как вкусно – краснел ряд белых хат… Что такое хата, знаешь? Нет? И в словарь заглянуть досуга не было? Тогда читаю дальше: «…бессознательно вышел на широкий шлях, пролегавший между усадьбой и хохлацкой деревней немного выше её, на степном голом взгорье. Шлях вёл в пустые вечерние поля. Всюду было холмисто, но просторно, далеко видно».

Короче, в очередной раз выяснилось, что барышня не только не поняла, не увидела в рассказе ничего, кроме сюжета, но и не захотела ничего понять и увидеть. Пришлось долго и подробно объяснять ей, кто такие хохлы и кацапы, почему хаты белые, что такое шлях, пришлось быстренько и схематично рисовать карту юга России и её «украин», дабы хоть как-то заполнить пустоты образования. Ведь милая и очаровательная студентка сама нимало не озадачилась, прочтя у Бунина: «…она в холстинковой юбочке и вышитой малороссийской сорочке…». Я прочитал ей коротенькую лекцию по истории России, рассказал, что такое Малороссия, а заодно – что такое Белая Русь, Великая Русь и холстинковая юбочка. Внутренне я бесился, прекрасно понимая, что все наши усилия напрасны, мы с Виктором Ивановичем наперёд знали, что работать барышня ни в какое кино не пойдёт, что она благополучно выйдет замуж, благополучно родит, благополучно же защитит диплом и будет благополучно жить без этого дурацкого кино… Но я, неприятно ощущая, как утекает время, скудно отмеренное расписанием на всех студентов, торопливо и настойчиво пытался пробиться через её лень и безразличие, пробиться к ней, где за спокойной красотой внешности должна была быть мятущаяся душа молодой девушки, остановившей нынче свой выбор именно на «Натали». Впопыхах перекачивая свои немногие знания по этой теме, я, в который раз, наивно надеялся пробудить в ней интерес к выбранному ею же произведению, к слову, к изображению, к самой себе… Её красивое лицо оставалось безмятежным. Заранее зная ответ, я, на всякий случай, почти злобно спросил её, помнит ли она, сколько лет было Бунину, когда он написал этот рассказ? Получив, естественно, отрицательный ответ, я, наконец-то, удивил её, сообщив по секрету, что столь