нам тепло, удобно.
Только, папа, посмотри -
там бликнуло что-то».
«Может солнышко стекла
лучиком коснулось?
Или зайчиков – сюда,
чтоб ты улыбнулась?».
«Это точно не лучи
и не солнца салки.
Что-то серое вдали…
с ним большие палки».
«Где? Похоже, самолет -
точь-в-точь наша птица.
Приглядись к нему, авось
увидишь чьи-то лица».
«Лиц там нет, а может, есть,
трудно – единицы…
Видеть трудно – цветов смесь
у палок этой птицы.
Ближе, ближе все она…
па, закрой газету.
Посмотри, она стрела…
терпеть уж мочи нету».
«Дорогая, ты права,
если приглядеться…
То получится стрела -
ракета. Куда деться?».
Столкновение, удар…
тишина в салоне.
Смолкли смех и голоса,
ушли все поневоле.
Может, был удар второй,
третий и четвертый…
Главный тот, что в миг все смел,
лишив всех кислорода.
Красивый белый самолет,
паривший над землею…
Спикировал же к ней и все -
взорвался где-то в поле.
Не долетев совсем чуть-чуть -
он распрощался с миром.
Забрав с собой и весь же люд,
что в нем летел же «с миром».
Почти три сотни человек
в тот день закрыли веки.
И больше не откроют в век,
где жизнь равна копейке.
Обманутая птица…
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Ей больно, обидно,
не видать ей свободы.
Под небо, как видно,
сгорает о звезды.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Металл не прошел
мимо маленькой крохи.
И в сердце вошел,
сбивая той вдохи.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Волна поглотила
то бренное тело.
На дно утащила
и небо серело.
Обманутая птица
хочет разбиться.
На землю стремится
о камни убиться.
Ей больно, обидно
растворяться в пучине.
С ножом и не видно -
ей гибнуть в из… мине.
Кома (Зима)
«А я хочу… хочу же жить,
хочу же ощущать тепло.
Хочу вновь чувствовать, любить,
дарить и принимать свое.
Хочу вернуться в свою сказку
без грязи фальши безо лжи.
В тот чистый мир без перекраски,
где смрада нет, есть только жизнь.
Мне надоел искусст-ный пластик,
что раздражает мне лицо.
К притворству подобрать бы ластик -
улыбку, блеск им снять с него.
Я не могу жить в этих рамках,
что выстроил весь этот мир.
И не хочу выполнять правил
запрограммированных им.
Прорвать бы тяжкие преграды,
покинуть бренное чело…».
Да все не так-то просто, жалко -
мечтаний время прервано.
Тяжелый выдох, следом вдох,
дрожанье век, вновь шорох…
И трепет пульса, сердца сток
и легкий хрип меж створок.
Глаза распах… закрылись вдруг -
причиной свет же вспышкой.
Откры-закрылись вновь – испуг,
от ламп же все, одышка…
Вокруг лишь старая побелка -
поверх обоев, что видны.
И трещины, что будто венки…
«И паутинки: две, три…». М?
Открылась дверь, впуская холод,
за ним же входит медсестра.
«Отличный чтоб проснуться повод» -
в тот день закончилась зима.
Эгоизм
Я вижу лица, силуэты,
я вижу тени и следы.
И пар дыханья, чем согреты,
но я не вижу в них души.
Они не звери, не убийцы
и, может, даже не враги.
Но, к сожалению, в их лицах
не вижу кроме ни… ни зги.
Смотря в глаза, я вижу холод,
слепую злобу, ярость, гнев…
Им наплевать на боль и голод,
что объедают меня… Тлен.
И насыщения не прибудет
от пережевывания блюд.
Тот голод, что во мне бушует,
зависит от душевных мук.
Меня пугают эти лица -
их порицание, тишина…
Меня пугают их улыбки -
ухмылки в сторону меня.
И словно ястребы глядя,
крадут движения, мысли…
Они кружат вокруг меня…
В грехах пороках? Были б…
Им нужен повод, нужен смысл -
прожить еще пару деньков.
Согревшись лишь от пары мыслей:
«оказывается неплохо все!».
«Есть та же, что живет и хуже»:
и дела до меня уж нет.
Они в спокойствии все курят,
оставив падаль на десерт.
Так странно это, но, по сути,
пугает же не этот взор.
Не лиц та сталь и зависть… Лучше!
То отражение в них… мое.