Чтобы не затягивать работу съезда, Готвальд предложил тем, кто знает русский язык, выступать по-русски. Для меня, черногорца, это было не трудно, потому что в нашем доме язык Пушкина почитался с детства, и я написал свою речь по-русски.

Съезд вел Маленков. Обычно он подходил к тому, кто будет выступать следующим, чтобы убедиться, что тот готов к выступлению. Подошел и ко мне: „Сейчас вы будете. – Бросил взгляд на мою речь: – Это что, вы по-русски будете говорить?“ – „Да, нас товарищ Готвальд предупредил“. – „Ни в коем случае, только по-сербски!“ – сказал Маленков. „Но я не успею перевести!“

В это время уже начал свое выступление Макс Рейман от Западной Германии, а я за ним должен…

Маленков пошел посоветоваться к Сталину, они поговорили, и Сталин немедленно направился ко мне.

„Что у вас, товарищ Попивода?“

Я объяснил.

„Маленков прав, – сказал Сталин. – Нужно только по-сербски. Но у нас, большевиков, безвыходных положений не бывает. Вы можете в начале две-три фразы сказать по-сербски?“

„Конечно, могу, товарищ Сталин“.

„Вот и хорошо. А дальше дуй по-русски! – сказал Сталин. – И закончить надо по-сербски. Ведь вас будут слушать на родине и могут сказать: он живет в Москве, в России, забыл даже родной язык! У вас еще нет страны в руках… Потерпи годик!“

Я сделал, как он сказал, и выступление прошло нормально».

За долгие годы нашего знакомства Попивода не раз рассказывал о Сталине.

«Весь его облик был таков, – говорил Петр Саввич, – что вызывал уважение к государству».

– Это безусловно, – согласился Молотов. Он слушал с большим интересом.

А я продолжил рассказ П. С. Попиводы.

«Теперь о Румынии. Во время войны Сталин дал указание вызволить из фашистских застенков лидера румынских коммунистов Георге Георгиу-Дежа. Наши разведчики нащупали в Бухаресте слабое звено, и эсэсовец, от которого зависела судьба Дежа, пошел им навстречу… за золото. Сложность была в том, как доставить это золото в тюрьму. Однако в этой тюрьме содержались не только политические, но и уголовники. Среди заключенных нашли молодого вора-карманника, имевшего большие связи с местным уголовным миром, и он взялся помочь.

Операция прошла успешно, глава румынской компартии оказался в московской гостинице „Центральная“, где в ту пору располагался Коминтерн, и ждал своего часа, который наступил в августе 1944-го, когда Красная армия освободила Бухарест. Деж возглавил новую Румынию и вспомнил о том парне, что помог его освобождению. Оказалось, что тот снова попался на карманной краже и отбывал новый срок уже при народной власти. Деж принял участие в его судьбе. Бывшего воришку устроили на работу, он стал комсомольским активистом, быстро вырос и со временем возглавил Бухарестский горком союза молодежи. А потом Деж взял его к себе в партийный аппарат…

Вот мы сейчас и имеем генерального секретаря Румынской коммунистической партии товарища Николае Чаушеску, – закончил свой рассказ Петр Саввич. – Но за эту историю в Румынии могут посадить», – добавил он.

Это я услышал от него летом 1968 года, когда вошел к нему в кабинет после очередного испытательного полета. «Мой генерал» читал «Правду». Отложив газету в сторону, он сказал: «Будет нас всякий вор-карманник учить марксизму-ленинизму!» В «Правде» была речь Чаушеску…

Выслушав меня, Молотов добавил:

– После освобождения Бухареста туда прибыл Вышинский, жил в королевском дворце и уговаривал короля Михая отречься от престола. Мы раньше договорились об этом – я с Иденом, а потом Сталин с Черчиллем.

(Как известно, Михай был награжден советским орденом «Победа» и благополучно покинул родину. Через годы в газетах появилось сообщение, что бывший король Румынии попался в Италии на валютных делах и отбывает тюремное наказание… – Ф. Ч.)