Следующий уик-энд мы договорились провести в Вильнюсе, и встретиться на нейтральной территории, в баре или клубе, как повезет. В свою квартирку Юхан нас больше не приглашал. На свадьбу не звал, хотя дал понять, что венчание состоится скоро.

Невесту Юхана звали Люциана. Тонкая, нежная, белокурая, с классическими чертами лица. И с таким холодком, что эпитеты «миленькая», «красотка» или «классная девчонка» к ней не вязались. Голос у Мисс Совершенство был мелодичный, говорила она с легким акцентом, чуть жеманно, двигалась изящно, и от всего вместе взятого было не по себе. Знакомство вышло натянутое. Петр, весельчак и мастер на всякие розыгрыши, стушевался и как язык проглотил. Ильса сразу возненавидела избранницу. А Юхан в снежной королеве души не чаял. В общем, посидели мы пару часов за столиком приличия ради и оставили шведа коротать вечер с Люцианой. Ему ничего больше и не надо было.

Мы медленно прошли по улице Бернардинцев, спустились к костелу Анны, заглянули в парк. Было холодно и безлюдно, мы повернули назад. Как ни странно, монастырский дворик был еще открыт, мы зашли внутрь и присели на скамьи в костеле.

– Лучше бы нашел себе здоровую веселую кикимору, чем эту бледную немочь, – сказала Ильса.

– Да ты ревнуешь, подруга! – к Петру вернулась его обычная беспечность.– А царевна и правда отмороженная.

– Мертвячка! Как к такой ревновать?

– Как мимо такой пройти и не заметить, это да…

– Она и тебе понравилась? – Ильса почти обиделась.

– Разве Люциана кому-то может не нравиться? Но слишком изысканная. Я люблю попроще.

– Ага, с сиськами побольше.

– В придачу к сиськам не помешают мозги. Два в одном, ясно? Два достоинства должны сойтись в одной.

– Разговорчики еще те для святого места, – заметила я. – Хотя бы не орите так, а то нас выгонят.

– Бог простит, – философски заметил Петр, – и если этот деревянный парень нас слышит, он поймет. Он же не идиот.

– Давайте все вместе помолимся, – предложила Ильса.

Петр скорчил кислую мину, я, наверное, тоже, но мы все-таки встали и подошли к искусно вырезанной композиции с вознесением и ангелами. И Петр серьезно произнес:

– Господи, спаси раба твоего неразумного Юхана! Пусть он швед и не католик, он хороший человек. Спаси его от гибельного союза с девой Люцианой, которая неизвестно кто, по-моему, даже не божья тварь – чего ржете, красивые? – Да святится имя твое, аминь.

– Теперь нас точно выгонят.

– Нет, сами уйдем. Только монетки в ящик кинем для верности.

– Это не игровой автомат! – возмутилась Ильса. В отличие от нас она была глубоко верующей.

– Не автомат, ты права, – сказала я. – Петр пошутил. Просто нам жаль бедных бернардинцев, которым слабо жертвуют.

Мы бросили по монете и вышли на улицу.

– Вспомнилась мне одна история, когда смотрела на резные фигурки, – задумчиво сказала Ильса, – но она долгая, в двух словах не передашь.

– Вечер у нас сегодня тоже долгий, – сказала я, – и делать нечего.

– Давайте в бар, вдарим по пивасику, – предложил Петр.

Мы повернули в Заречье, республику граффити и сломанных фортепьяно. На темных улочках царило затишье, и хоть и не сразу, мы нашли уютное кафе. Устроились за столиком в нише, и Ильса начала:

– Эту история мне рассказывала бабушка, а ей тоже кто-то рассказал. Давно это случилось, еще в 19-м веке. Бабушка родом из маленькой деревни, считай, хуторянка, а недалеко, километрах в трех, была деревня большая. Была там мельница, и мельник богатый, и было у него четыре сына и три дочери. Девок мельник выдал замуж, а каждому из сыновей выделил долю, чтобы обустроились своим домом. Младшего отправил учиться в Лодзь, на инженера, и когда пришла пора, вернулся сын не один, а с молодой женой. Красивая была полячка, пани Барбара, пани Бася. И гордая – не захотела знаться с местными бабами, не стала языки с ними чесать. И с другими невестками отношения не сложились. Но как сама была из бедной семьи, нищих не презирала. Таскалась там одна, хромая Параска, так пани Бася то хлеба ей даст, то муки, то что-нибудь из одежды.