Открыв глаза, он взглянул на мир через полупрозрачную золотистую пелену. Пелена напоминала голографический барьер, вроде тех, какие проецировали охранные киберы, когда им требовалось ограничить куда-то доступ. Она окружала молодого человека поднимающимся из земли цилиндром. На автомате вытянув руку, он дотронулся до золотистого барьера пальцем. Барьер оказался твёрдым словно стекло. Но тут же, что удивительно, через него продувал пахнущий тиной и солью ветерок.
Коротко осмотрев себя, Уно обнаружил что сидит в позе лотоса на диске из чёрного камня. Диск этот и являлся основанием золотистого барьера. Дополняла изменения одежда. Его летняя куртка, брюки и ботинки исчезли. Вместо них появились свободные штаны и рубаха из похожей на шёлк светлой ткани. Обуви на ногах не было.
Оставив на время обновку и барьер, Уно прислушался к телесным ощущениям. Проанализировав себя, он с удивлением осознал, что тело его наполнилось непривычной лёгкостью. Нечто похожее, наверно, должен ощущать человек снявший с себя неудобную и тяжёлую одежду. И ладно бы только тело, в схожем состоянии пребывало сознание. Из головы словно вытащили здоровенный ком ваты, через который были вынуждены пробиваться мысли.
Как оказалось, обретённая ясность имела не только положительные стороны. Вспомнив, каким образом он в этом месте оказался, Уно как-то разом осознал, что именно он натворил. В голову полезли жуткие рассказы про то, что происходит с близкими вошедшего в портал человека. Зачастую, Специальная Служба убивала не только родных, но и ближайшие контакты. Всех тех, кто находился с нарушителем в тесных отношениях. Делалось это для того, чтобы окружающие знали, помнили и неповадно было.
- Прости меня, деда, - всхлипнул молодой человек и заплакал.
Плакал он не только по ворчливому старику-синтету, но и по своей прошлой жизни. Не такая уж и плохая была та жизнь, строго говоря. Да серая, да унылая, но имелись в ней свои маленькие радости, серостью и унынием подчёркнутые.
В какой-то момент поток слёз и мрачных мыслей рассекло яркое воспоминание. Вспомнился дед и сказанные им когда-то слова. Тогда непонятные, сейчас они оказались удивительно кстати. Стоя в дверном проёме, старый синтет смотрел на Уно блестящими сапфировыми глазами. В блеске этом было что-то очень человеческое и, быть может, сверхчеловеческое.
«Уно, если вдруг однажды ты сделаешь что-то такое, от чего от тебя отвернётся весь окружающий мир, по крайне мере, не переживай за меня. Я очень стар. Настолько стар, что обо мне, похоже, забыло само время. Так что говорить о людях и о государственной машине…»
Возможно, молодой человек банально выплакался, а может стало легче от неожиданно тёплого воспоминания, но слёзы как-то сами собой прекратились. И лишь перестав раскисать, он понял, что причина проявленной собранности в другом. С момента пробуждения его постепенно захватывало состояние удивительной ясности. Точнее, не было в том состоянии ничего удивительного. Ясность являлась чем-то очень естественным, но ранее у него отобранным. Как подрезанные крылья родившийся в неволе птицы. Но сейчас она вернулась и заставила по-новому взглянуть на происходящие события.
Уно охватило упрямое желание побороться за жизнь. Он просто обязан за неё сразиться, сломав все преграды. А если преграды выстоят и придётся выбирать между смертью и потерей ясности, он без раздумий выберет смерть.
Мысли, впрочем, казались какими-то не своими и не до конца понятными. Куда важнее было то, что Уно успокоился и более-менее пришёл в себя. Тревога и смятение отошли на второй план, появилась мотивация что-то делать, чем он и занялся, попытавшись понять, что вокруг происходит и где он находится. Кое-что удалось разглядеть через барьер.