И в самом деле, после публикации заметки в местной газете в адрес редакции начали поступать крохотные сбережения юных героев, которые в силу своего возраста пока еще ничем другим не могли помочь мамам и папам, сражавшимся на фронте или неустанно трудившимся на заводах и фабриках. Отдавая свои собственные накопления, которые они откладывали днями, месяцами, годами, ребята передавали на нужды горячо любимой Родины. Более того, в письмах, зачастую наивных и неуклюжих, дети делились своими чувствами о войне, о тревогах и надеждах.

Посовещавшись, редакция газеты решила даже сделать отдельную рубрику для таких посланий, ибо понимала, насколько важно в тяжелые для страны дни поддерживать боевой дух народа, сражающегося не на жизнь, а на смерть с захватчиками.

По просьбе редактора в госбанке открыли специальный счет, куда стекались собранные ребятами средства. Вскоре всю сумму перечислили в Фонд обороны. В сопроводительном письме значилось: «Фронту от детей». И еще одна трогательная просьба – танк, построенный на эти деньги, назвать «Малютка». И танк Т‑60 «Малютка» действительно появился на полях сражений осенью 1942 года. Появился благодаря самоотверженности детей и их любви к своей Родине. Потому что без Родины человек – лишь одинокий листок, сорванный ветром. А осознание единства с великой державой придает ему веру, силы и мужество, необходимые для защиты своего дома, своей семьи, своей земли.

Старший лейтенант исподлобья рассматривал вновь прибывших. «И что прикажете мне с ними делать? Как защищать рубежи с зелеными пацанами?» Посмотрев списки, он отметил про себя, что им почти всем – не больше восемнадцати, и это если они, как уже бывало не раз, не приписали себе годик-другой. Обстановка в зоне боевых действий была настолько серьезной, что на такие мелочи смотрели сквозь пальцы. Читая фамилии рядовых, он неожиданно наткнулся на странную запись.

– Сон-мир-ча На… Най-кан-чин, – вслух по слогам прочел командир. – Это еще что такое? Кто писал? Наверняка какая‑то ошибка.

– Я тута, эдэ тайча, – раздался из строя тонкий голос. – Я – Сонмирча Найканчин. Чего хотеть, тайча?8

– Этого мне еще не хватает, – пробормотал старший лейтенант, мысленно выругавшись, после чего громко скомандовал: – Рядовой Най… вот черт, не выговоришь… Найканчин, шаг вперед!

– Слушаюсь, эдэ тайча.

– Какой я тебе… эдэ… кто? Что за тарабарщина? Выйти из строя!.. Чего стоишь, рядовой? Сделай шаг вперед… да не назад, а вперед, – посуровел командир роты, видя, что новобранец не понимает команду. – Никакой я не эдэ… как там его. Я – товарищ командир. И не «слушаюсь» и «чего хотеть», а так точно. Ясно? Ты вообще говоришь по-русски? Понимаешь?

– Т-так т‑точно, товарщ командьир, – глядя на молодого командира ясными глазами, ответил рядовой. – Понимаю. Не все, правда.

Смерив его оценивающим взглядом, старший лейтенант отошел от новобранца и принялся объяснять вновь прибывшим боевые задачи, поставленные Ставкой. «Удерживать рубеж во что бы то ни стало», – гласил приказ, утвержденный для его роты.

Так началась служба Сонмирчи Найканчина, чье имя со временем обросло легендами, превратившись в символ неукротимой силы. «Сибирский колдун» – так окрестили его фашисты, чьи сердца сковывал ледяной ужас при одном упоминании эвенка. Ему посвящали строки прославленные поэты, его подвиги воспевали в сказаниях боевые товарищи. Но до этих дней славы было еще далеко. Пока же он был лишь одним из многих, призванных защищать Родину. Впрочем, «одним из многих» – это не совсем точное определение. С первых дней службы Сонмирча словно нарочно испытывал терпение окружающих. Языковой барьер воздвигал между ним и сослуживцами стену непонимания: путая команды, совершая досадные ошибки, он раз за разом ставил себя в неловкое положение. Вскоре от него отвернулись все: его не брали в разведку, избегали в бою. После очередного провала, едва не стоившего жизни группе разведчиков, старший лейтенант в сердцах отправил рядового на кухню. Но и там Найканчин не задержался надолго.