Немного робея, в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, чисто выбритый, одетый в новый черный костюм и начищенные гуталином ботинки. Но ребят удивила не наружность незнакомца, а медали, красовавшиеся на его груди. Помимо двух орденов: Красной Звезды и Славы двух степеней – на пиджаке – висели и две медали: одна – «За отвагу», другая – «За боевые заслуги».

– Ну что, ребята, – хитро подмигнул Мирон Илларионович, – не узнали нашего гостя? Не догадались, кто стоит перед вами?

Пионеры покачали головой.

– А тем не менее каждое утро вы здороваетесь с ним по пути в класс и прощаетесь, уходя домой… Ну! Неужели не признали?

– Дядя… Лексей? – ахнули ребята и уставились на потупившего взор человека. – Не может быть! Тот же… он же совсем старый, а этот… молодой.

– Может, может, – улыбнулся директор. – Прошу любить и жаловать: Алексей Иванович Егоров. Вы все знаете, что он наш плотник, сторож, истопник, да много еще что делает в школе, потому что у него золотые руки… Но прежде всего «дядя Лексей», как вы называете его, – мой боевой товарищ. К сожалению, во время налета вражеской авиации на госпиталь, в котором он лежал, Алёша был контужен и потерял память, а после был вынужден скитаться в надежде вспомнить прежнюю жизнь. Тем летом я случайно встретил его в Москве на вокзале и, не желая больше расставаться, привез его в село и устроил на работу в нашу школу. К счастью, болезнь отступает и память постепенно возвращается. Алексей Иванович уже многое вспомнил и может поделиться воспоминаниями. Поэтому о том, что нам пришлось пережить с ним, он расскажет вам сам.

Школьники переглянулись: разве немой может говорить? Это шутка? Ребята с любопытством принялись разглядывать оробевшего человека.

Дядя Лексей долго собирался с духом. Когда его хриплый голос наконец‑то прорезал повисшую тишину, царившую в классе, все ученики от неожиданности вздрогнули.

– Ваш… директор, – неуверенно начал сторож, – мой товарищ и командир… командир танка Т‑34. Я был механиком-водителем и отвечал за техническое состояние ходовой части танка. Мне приходилось водить танк в любых условиях, преодолевать препятствия и заграждения, выбирая оптимальные маршруты движения. И так было в течение полутора лет: мы громили врага, порой нас подбивали, мы ремонтировались и снова рвались в бой… Все изменилось 12 июля 1943 года.

Алексей Иванович замолчал. Ребята видели, как тяжело ему даются бередящие душу воспоминания, всплывшие из глубин подсознания. И кто знает, был ли он рад вернувшейся памяти?

– Мы получили приказ нанести контрудар по противнику и не дать гитлеровским захватчикам, которыми командовал… поправьте меня, товарищ командир, если я ошибаюсь… группенфюрер СС Пауль Хауссер, занять Курск ударом с юго-востока, – после непродолжительного молчания продолжил рассказ сторож. – Бои на прохоровском направлении велись уже больше четырех дней. Мы бились не на жизнь, а на смерть. Так же, командир?

– Да… Ситуация на фронтах в то время была такова, – подхватил рассказ директор школы, – что фашисты были вынуждены перенести главные усилия на прохоровское направление. В ответ наше командование решило нанести контрудар. Именно поэтому Воронежский фронт был усилен резервами Ставки.

– Да, так и есть, – подтвердил дядя Лексей. – Нашей пятой гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова была поставлена задача нанести контрудар по вклинившимся танковым частям противника и заставить их отойти на исходные позиции.

Бывший водитель-механик закашлялся и замолчал.

– Думаю, ребята, – воспользовавшись паузой, проговорил Мирон Илларионович, – вы уже все поняли, о каком сражении мы сейчас рассказываем вам?