– Посмотрим, – хмыкнул политрук и уставился на карту.

Но, видно, судьба в тот вечер отвернулась от парнишки. Не успели разведчики пройти и пятисот метров, как нарвались на немецкий секрет. Лежа в кустах под шквальным огнем, бойцы не могли даже вздохнуть.

– Твою мать, – выругался Степан Ильин, – кажись, меня задели. У, ироды окаянные. Ишь, накрыли. Вона оттудова бьют.

Он указал на еле выступающий во тьме пригорок.

– Перекрыть бы им глотку, но как? Засели, словно налим под корягой. Не вытащить.

– Думаю, я смогу, – немного поразмыслив, отозвался Ваня. – Я тут бывал, местность знаю. Разрешите, товарищ Бубка, я мигом. Одна нога тут, другая – там.

– Куда ты, дурья башка? – Петро дернул парня за штанину. – Еще нарвешься на немцев. Их тут тьма-тьмущая!

– Не нарвусь, глазом моргнуть не успеете, как я уже вернусь.

– Ну, как знаешь…

Едва Ваня успел отползти на тридцать метров, как землю за его спиной разорвал чудовищный взрыв. Вжавшись всем телом в колючий снег, солдатик на мгновение замер, словно парализованный. Но внезапная мысль, пронзившая сознание, заставила его поднять голову и обернуться. Ужасающая картина открылась его глазам: там, где еще недавно в надежде на спасение жались к земле его товарищи, теперь зияла обугленная, дымящаяся воронка. Вокруг, словно осенние листья, разбросаны окровавленные обрывки тел тех, с кем он еще вчера делил последний сухарь и мечтал о доме.

– Петро… дядя Стёпа… как же так? – прошептал он посиневшими от холода губами. – Вы же… вы же… сволочи, фрицы! Дайте только добраться до вас, тогда уж не пожалею для вас патронов, гады.

Ваня сжал кулаки. В его сердце запылала неугасимая ярость, подкрепленная стальной решимостью во что бы то ни стало выполнить задание. В память о погибших товарищах. Как и обещал командиру. Солдат хотел уже было встать, как вдруг его голова уперлась в холодную сталь ствола пистолета-пулемета.

– Hände hoch!.. Рьюки верх, russische Schwein! Schnell!1 Вставать!

Ваня приподнял голову и увидел перед собой трех немецких солдат, вооруженных до зубов. «Эх, мне бы до автомата дотянуться. Всех положу! Ни одна тварь не выживет!» – промелькнуло в голове, когда взгляд упал на занесенный снегом автомат.

Медленно, стараясь не привлекать внимания, Ванька потянулся к оружию, но короткая очередь оборвала его движение. Обжигающая боль пронзила все тело бойца.

– Wage es nicht!2 Шьютить нет! – прорычал немец, ударив паренька прикладом по голове. – Вставать! Бьистро!

Через четверть часа Ваня и сопровождавшие его немецкие пехотинцы оказались в траншее, запруженной солдатами вермахта, которые о чем‑то говорили. С любопытством разглядывая щуплого паренька, они провожали его веселыми выкриками.

Несмотря на перебитую правую руку, ему связали запястья. Войдя в блиндаж, солдат вытянулся по стойке смирно:

– Herr Major, wir haben einen Gefangenen mitgebracht3, – отчеканил фриц, подталкивая солдата вперед. – Die anderen Menschen starben4.

– Gut, du kannst gehen5, – внимательно изучая пленного, ответил сухой длинный офицер с колючими глазами, одетый в походную куртку.

Пленный солдат стоял перед ним склонив голову. Нет, это был не страх. Страх давно покинул этого отважного юношу. В его груди билось сердце льва. Ивана терзала лишь одна мысль: он не выполнил задания. Подвел. Не справился.

– Слушать меня, – сквозь шум в ушах услышал Ваня, – я спрашивать, ты отвечать. Хорошо?

Немецкий офицер старательно подбирал слова, четко выговаривая каждый звук.

– Ты есть из какой дивизии?

Ванька приподнял лицо и хмуро покосился на стоящего напротив майора.

– Ты можешь молчать, глюпый Иван, но все равно сказать. Итак, ты есть из какой дивизии?