Моя напарница, а точнее, первый номер бригады 111, добротная казачка Мила, работала красиво и грамотно. Я же, как губка, впитывала все происходящее и стремилась моментально мотать на ус, пробовать, повторять, анализировать ошибки. Я чувствовала, как внутри поскрипывал, медленно начиная движение, огромный ржавый маховик. Движитель моего предназначения, который так долго пылился на складе воинской части в ожидании льготной пенсии.

– Проходите, пожалуйста. Спасибо, что добрались до нас. В теперешней обстановке вам очень сложно. – В 19:30 на планшет прилетел вызов: «78 лет, затрудненное дыхание. Ковид отрицает». На пороге нас встретил молодой парень с грустными глазами: – Маме вот плохо, неделю уже лежит. Сегодня стала дышать шумно, не общается совсем.

В коридоре потягивало запахом неухоженного человека. Мы прошли в комнату, и перед глазами предстало подтверждение обонятельной интуиции. В пыльном помещении на дырявом диване лежала пожилая женщина с безучастным выражением лица и тяжело дышала. Постельное белье смердило не меньше нательного. Сказывалось длительное отсутствие гигиены.

– Давай, Юлек, как обычно, – Мила вздохнула и начала сбор анамнеза[22] в беседе с молодым человеком, когда в комнату заглянула сочувствующая соседка.

– Молодец, что вызвал, Кирилл. Сам не управишься, – грустно улыбнулась облаченная в старенький халат.

– ЧДД[23] 24, давление 90/60, температура 38,2, сатурация 90, – отрапортовала я, действуя по алгоритму «как обычно». Каждому больному с подозрением на пневмонию (и, соответственно, ковид. мы приводили эти исследования, регистрировали и передавали кардиограмму и брали тест (если он не был взят ранее, например, поликлиникой). Я показала Миле и Кириллу планшетку с двумя полосками.

– Батюшки, все-таки ковид, да? – всплеснула руками соседка.

– Да уж, тут и легких нет, – коллега с озадаченным лицом убрала в карман фонендоскоп после аускультации[24] причинного органа. Она имела в виду ослабленное дыхание – еще один признак вирусной пневмонии.

– Вы ее заберите, пожалуйста. Он не справится, – жительница соседней квартиры требовала и умоляла одновременно.

– Ясное дело, заберем. Здесь уже декомпенсация[25] состояния начинается. Юлек, давай вену, поставь воду[26], кислород дадим в машине. Мужчины нужны, человека три-четыре. И носилки мягкие из машины. Водитель даст, – Мила посмотрела на Кирилла и женщину в халате.

– Пойду искать, – взволнованный парень выбежал из комнаты. Казалось, ему страшно хотелось выбраться из этой ситуации, не видеть бабушку (которую он почему-то назвал мамой) в таком состоянии.

Я достала синий, самый маленький катетер. Долго искала, куда колоть. Тонкие вены серыми нитями ползли под прозрачной сморщенной кожей, не желая иметь со мной дело. «Господи, помоги». Ситуация не была экстренной, да и навык не был утерян за эти годы. Просто хотелось пригласить Бога сюда. Есть. Густая кровь показалась под крышкой канюли. Фиксация пластырем. Я отстегнула от жилетки большую булавку и, воткнув ее в облезлые обои, подвесила пластиковый флакон[27].

– Она его вырастила и еще брата старшего, он в армии сейчас, после училища забрали. Мамка их непутевая лишена родительских прав, бухает здесь через три дома. Валька одна их поднимала. Теперь сама чуть живая. Окаянная корона всех стариков скосила, – соседка бесслезно заплакала. Пазл сложился.

На пороге пыльной комнаты с замызгаными обоями появились Кирилл с плащевыми носилками[28] и три таджика. Пока Мила запрашивала госпитализацию, я заполнила сопроводительный лист.

– Кирюша… – Когда старушку уложили на носилки, она, постанывая, позвала парня. – Ты поедешь со мной?