— Да нет… вроде.
— Ну и ладно. А то я подумал, у вашего брата этого добра много, верно ведь?
— Много, — согласился Еся.
Его приятели, ведьмаки из богатых семей, артефакты действительно любили. На свете много полезных магических вещей, с которыми мир становится намного… интереснее. Например, волшебные штучки, испускающие транс-магию, от которой кайф побольше, чем от обычной дури.
— Надумаешь – ко мне обращайся, — сказал старшина. — Я к себе в Дозор возьму. Но только если уж… наверняка, не как в тот раз.
— Да, я понимаю.
Сагус ушел, а Елисей почему-то с волнением глядел дозорным вслед. Заметил движение у дверей ресторана и посмотрел туда. К нему шла Марья Моранова. Улыбалась. С такими фигурой и лицом могла бы женить на себе кого покруче. Вон Арман Ганье, дракон из Двенадцати Родов, племянник мэра, холостяк до сих пор, красавец, с обложек светских журналов не слезает. За что такая честь Есе-ведьмаку?
— Почему мне кажется, что все это было не по-настоящему? — вкрадчиво спросила Марья Моревна.
И голос хорош. Обволакивает, расслабляет… отупляет. И запах… Елисей его помнит. «Белый сон», духи по триста шеленгов за унцию.
Еся промолчал, не видя смысла в ответе. Не дождавшись его реакции, девушка подошла ближе.
— Эй, — весело сказала она. — Не дуйся. Я тоже не в восторге от этих… смотрин. Но что поделать? Да, мы взрослые люди, можем и сами решить, кого выбрать, но долг наш – то крови долг.
Елисей усмехнулся. Крови? Это точно.
Марья подошла вплотную. Приподнялась на каблучках, заглянула сапфировыми глазищами ведьмаку в лицо. Принюхалась, зрачки расширила.
— Медведем пахнешь. Ты мне нравишься, Елисей. Мед-ведь-маг.
Еся повторил ее движение, нагло заглянул в вырез роскошного серебристого платья:
— А ты мне – нет… Царевна-Лебедь. Черная Лебедь. Лебе-ду́шка… без души.
Марья отшатнулась, побледнела:
— Откуда знаешь?
— Ну… скажем, кое-кто видел твою Тень[1], — Елисей издевательски улыбнулся.
— Не может быть! Как?! Это был… ты?!
— Я? Не-е-ет, — протянул ведьмак. — Ты спрашивала, зачем это шоу? Для тебя. Ты ведь Лебедь Черная. Вы лжи не терпите. В старые времена вы женихов тщательнее выбирали. Сначала постелью: хорош – не хорош. Затем Правдой и Кривдой. А жениха солгавшего, вы, лебеди, раньше… — Еся сделал вид, что вспоминает. Изобразил целую клоунаду: отшатнулся, прижал ко рту ладонь: — Свежевали и сжирали… живьем?! И меня сожрешь?
— Кто?! — Марья Моревна смотрела на него потемневшими глазами.
— Не скажу. Секрет. Не оставите меня в покое – по всему городу разнесу, что Морановы душу Нави продали.
Елисей заметил Изю, выходящего из такси и, уходя, бросил:
— Не лю́ба ты мне.
И не услышал тихого, вслед:
— Не пожалел бы…
***
Марья купила себе квартиру в центре Сити-круга с видом на памятник основателю Первого ведьмацкого рода, подальше от своего темного родового «гнезда» на Холмах. Ей нравилось сюда возвращаться. Жаль, что много времени приходилось проводить в других местах, тайных. Но теперь тайное грозило стать явным.
Марья прошлась по комнате, посмотрела в окно на ярко освещенную Ратушную Площадь, подошла к стене и стукнула кончиком пальца по овальному, в бронзовой раме, зеркалу на стене. Впрочем, бронза была не бронзой, а зеркало – не зеркалом.
— Дух, явись.
Зеркало молчало. В последнее время Дух совсем отбился от рук: смел хамить и уклоняться от вызова.
— Молчит? Наверное, выдохся, — задумчиво протянула Марья. — Жаль. Первое мое творение. Стекло из костной муки мертвецов, основа на крови девственниц, рама дорогая, слюной дракона закаленная… С другой стороны, на курсах управления гневом говорили, что к вещам привязываться нельзя. Решено! Амальгаму пущу на декокты от морщин, бронзу на артефакты переплавлю.