Пока Элен восторгалась номером, я купался в лучах света, а мой мобильный телефон гудел как трактор, словно весь мир хотел взять меня за горло.

За шумом душа слышался голосок Элен. Видимо докладывала маман, что прибыла в город своей мечты.

Под эту журчащую трель я почти заснул и не придал значения тому, что услышал. Телевизор был включён на русский канал, и очередной мыльный сериал смешался с шумом воды и голосом Элен.

– Коля, мы уже в номере. Как быстро подействует содержимое флакона?

– Элен, не паникуй! Через пару часов. Но как только отключится, делай ноги. Надень тёмный платок и сутулься, это пугает парижан.

– Я не паникую. Так, слегка боюсь. Он сказал, что меня легче убить, чем бросить. Уж больно я много знаю. А что я знаю, Коля? Вот что? И зачем я должна сутулиться? Прилететь в Париж, чтобы выглядеть как старуха Шапокляк?

– Прекрати рыдать громче душа! Я и так ничего не слышу! Когда вернёшься, мы это выясним. А сейчас перестань капать мне на мозги и сделай дело!

И умоляю тебя, ничего не пей. Ничего – является понятным для тебя словом?

– Ты думаешь, он меня отравит?

– Нет, детка, превратит в царевну лягушку!

– В этом номере я даже каплю в душе не слизну.

– Элен, душ не мороженое, чтобы его лизать. Делай дело, мы уже не укладываемся в график.

Я слышал, как дверь ванной комнаты захлопнулась, и на балкон выплыло полуобнажённое тело Элен с двумя бокалами.

– Дорогой, я принесла тебе виски со льдом, а себе налила шампанское. Ты не против, Котик?

Конечно, я был не против, но попросил ещё льда и бутылку виски, чтобы отметить эту волшебную Парижскую ночь, как полагается.

Когда Элен вышла, я высыпал ей в бокал шампанское кое-что, что не помешало бы мне провести эту ночь по своему усмотрению.

Пока я тянул разбавленное виски, Элен исчезла, и я нашёл её в постельке, спящую как Ангелочек. Это показалось мне странным, но было как нельзя – кстати.

Времени оставалось мало. Я затянул галстук, заправил рубашку и, вытащив чемодан из шкафа, ринулся к выходу. Такси уже было в глубоком ожидании. Я опаздывал на самолёт.

Огоньки продолжали мелькать за окном, собирая на мою ладонь яркие монетки, и вдруг мне показалось, что воздуха не хватает и першит в горле. Открыв окно, я впервые так чётко ощутил гул этого города. Его споры, склоки, речи о любви и слёзы от измен.

В Аэропорту «Шарль де Голль», всё прошло, как и задумывалось. Я нырнул в бизнес класс и минуты потянулись как часы, отстукивая в моих висках, свой ход. Рядом сидел человек с поднятым воротником пиджака. Косо взглянув на меня, он достал журнал с рекламой дорогих часов и машин, и погрузился в это чтиво с завидным усердием.

Я слегка вздремнул, но, когда очнулся, моё горло было сдавлено с невероятной силой. Я лежал в проходе, а тело, уже не подвластное мне, билось в конвульсиях.

Кто-то пытался перевернуть меня на бок, я начал кашлять, извергая кровяные полосы по всему ковровому покрытию самолёта.

Это было целую вечность! Невероятно больно! Господи, так больно, что и сейчас я весь дрожу, вспоминая тот день.

Всё, что было во мне, продолжало выходить окровавленными рвотными массами, при этом я потел и впадал в состояние галлюцинаций, где моё тело поднимали высоко над землёй, и боль отступала.

Я умер в тот момент, когда мы приземлились в Москве. И где-то вдали послышались сирены скорой помощи.

Заплакала стюардесса, славная смелая девчушка. Она до последней минуты тянула меня из лап смерти.

Шушукались пассажиры, но их не пускали за шторку, чтобы взглянуть на труп. А так хотелось. Я чувствовал, как нарастало их нетерпение, когда врачи поднялись на борт и стали перекладывать меня на каталку, пристёгивая ремнями. Это позволило пассажирам эконом класса раздвинуть шторку, и тогда я услышал истошный крик, словно голосили все бабы на свете, как это было принято на похоронах в древние века.