– Это хорошая мысль, Саша, – сказал Матвей, – но слишком уж отдаленная. Нам нужно сначала разработать устав, по которому будем знать, кого можно принимать в члены, каким образом и что им говорить.

– Устав придумать проще пареной репы, – отрывисто сказал Якушкин. – На счет принятия скажу одно: чтобы избежать огласки, нужно принимать очень осторожно, не рассказывать об обществе, пока не будем уверенны в истинности благонамерений человека, которого хотим принять. И принимать лучше тех, кто известен всем нам. Если кто-то из нас не знает этого человека, тот кто хочет его принять должен рассказать о нем все, что знает.

– Ну-с, – хлопнул Сергей Муравьев по своим коленам и встал, – как создадите, так и позовете, интересно будет прочесть, что вы там насочиняете.

– Ты уже уходишь? – спросил Александр Муравьев. Все тоже немного удивились, что посреди такого серьезного разговора столь активный и одаренный человек решает покинуть их.

– Мне кажется это все пустой затеей. Извините, господа.

Сергей только отошел от возмутившихся против него товарищей, как что-то вспомнив остановился, чем сразу немного заставил замолкнуть их, и повернулся к Якушкину.

– Да, кстати! – сказал Сергей. – Куда ты направляешься, Иван Дмитриевич?

– Я думаю перевестись в 32-й пехотный полк.

– Это который недалеко от Полтавы, кажется.

– Да… Примерно там.

– Здорово… Наш отец живет под Полтавой, если повезет оказаться совсем рядом, милости просим в наше имение. Наш добрый старик будет тебе рад, как родному.

Сергей снова повернулся, чтобы уйти, как опять возвратился к Якушкину.

– А почему именно туда? Полк ничем не примечателен, насколько я знаю.

– Он примечателен тем, что им командует мой старый знакомый еще с 13-го года.

– О! Боевой товарищ! Ну тогда нечего его задерживать, – обратился ко всем остальным Сергей и вышел.

– Куда младший, туда и старший, – сказал Матвей и тоже встал.

– И ты уходишь? – удивился Александр.

– А ты предлагаешь, сию же минуту создавать устав для твоей идеи? Э, нет! Идея хорошая, но слишком глобальная, чтобы сразу в нее бросаться с головой. Обдумаем, спокойно и не спеша обсудим эту затею после, так что-нибудь толковое из этого и выйдет. А пока – честь имею!

Матвей откланялся и вышел, и четверо остались в комнате бездвижны и молчаливы.

– Думаю, Матвей прав, и нам не стоит пока спешить, – сказал Якушкин.

– Думается мне тоже, – поддержал Трубецкой.

Александр погрузился в серьезные и глубокие думы. За каких-то минут пять было сказано столько о его идее, до чего он сам еще не доходил своим далеким, широким и живым умом.

– Ну что ж, – сказал Александр, немного отвлекшись от своих дум, – если вы так думаете, значит, так и поступим.

Четверо офицеров разошлись по своим местожительствам обдумывать на досуге о своем кружке. И пока они этим занимались, мы должны рассказать читателю об общей обстановке в стране и за ее пределами, которая, безусловно, оказывала огромное и решающее влияние на мысли наших героев, – тех, что мы описали, и тех, что вскоре у нас здесь появятся. А обстановку в стране, как во всей Европе задавал всего один человек, которому мы будем должны определить немало времени и внимания, а именно – император всероссийский Александр Павлович.

Глава вторая

I

Император Александр Павлович не был в России почти с отбытия армии, гнавшей врагов отечества со своей земли. Он не был хорошим военачальником, но зато был искуснейшим и, как это ни странно, честнейшим дипломатом и политиком. Военное дело он доверял полководцам, не входил в их планы и стратегии, но зато в разрешении международных дел, он один владел инициативой и задавал тон всем делам Европы. При нем всегда находились умнейшие помощники, однако же они чаще выполняли роль не советников, а просто исполнителей или переговорщиков. В свои дипломаты он не гнушался приглашать иностранцев, и самыми доверенными из них были тогда выходец из Италии Поццо ди Борго, внук выходца Пруссии Нессельроде и грек по происхождению граф Каподистрия.