– Дуняша, это кто? – уточнил Василий.
– Кухаркина дочь, – пояснила Вера Никитична и гневно поджала губы.
– Георгий Михайлович, а по дороге туда и обратно Вы ничего не заприметили? – спросил Аладьин, – Шаги, шорохи, иные подозрительные звуки?
Тот покачал головой.
– Дуняша на кухне была одна? – уточнил Аладьин.
– Нет. Нина Ермолаевна суетилась у плиты. Муж её Степан был во дворе; он колол дрова.
– А морс был готов?
– Нет. Пришлось сходить в чулан за клюквой.
– И сколько, приблизительно, времени занял у Вас с Дуняшей этот поход? – лукаво подмигнул ему Василий.
Георгий вдруг вспыхнул до корней волос и промямлил:
– Я… не знаю. Минут десять.
– Благодарю за завтрак, – Аладьин поднялся, – Вера Никитична, шаньги – просто объедение. Не могу остаться. Очень спешу.
Выйдя из комнаты, Василий приложил ухо к двери и услышал гневный крик Веры Никитичны:
– Сколько раз тебе говорила, чтоб не водился с этой Дуняшкой! Других девок в городе мало?! Подведёт она тебя под монастырь! Тетёха ты, неразумная…
Возле двери своей комнаты Аладьин застал Исупову.
– Простите сердечно, Анна Яковлевна! Я заставил Вас ждать, – покаялся он, открывая двери, – Прошу, проходите.
Она вошла, с интересом оглядывая комнату. Василий кинулся заправлять постель, внутренне проклиная себя за беспорядок. Анна медленно прошла вдоль стены, разглядывая развешенные на ней карты:
– Ваши?
– Мои.
– Воображаете себя путешественником? – лукаво улыбнулась она.
– Тренирую пространственное воображение.
На столе лежали книги. Исупова бегло прошлась по ним взглядом:
– Читаете на немецком?
– А так же на французском, английском и латыни, – не без гордости заметил Аладьин.
Она проигнорировала его хвастливое заявление и подошла к деревянной этажерке. Там рядом с чернильницей увидела камешек, извлечённый из ладони Дюрягина.
– Надо же, – удивилась Анна, – Какие странные предметы лежат у Вас на видном месте.
– Это так, пустяки, – отмахнулся Василий.
Она взяла камешек и покатала его в ладони:
– И где Вы взяли этот «пустячок»?
– Подобрал на улице, – брякнул он.
– Вы надо мной смеётесь?
Василий сдался:
– Ну, хорошо. Это улика. Я вынул её вчера из ладони покойника недалеко от Шугаевского посёлка.
Анна брезгливо отдала камешек Василию и, отряхнув руки, поинтересовалась:
– Что случилось с этим беднягой?
– Он бросился под поезд.
Она недоверчиво улыбнулась:
– Вы шутите? Держа в руках такую вещь, под поезд не бросаются.
Василий в недоумении умолк, пытаясь понять смысл сказанной ею фразы. Анна Яковлевна заметила его удивление:
– Постойте. Василий Кириллович, Вы что же, не знаете, что это такое?
– А что это?
– Это золото.
– …Золото?! – Аладьин судорожно сглотнул.
– Да. Прожилка долей на пять будет, – со знанием дела заявила она.
Василий впился глазами в корявый камень:
– А-а почему оно такое… тёмное и шершавое? – поразился он.
Исупова рассмеялась:
– Откуда Вы родом, Василий Кириллович?
– Из Тульской губернии.
– Понятно. Никогда не были на рудниках? – кивнула она, – Видите ли, прежде, чем золото попадёт к ювелиру и будет выглядеть вот так (она указала на свой перстень), изначально оно выглядит вот так невзрачно. У моего отца под Троицком два золотоносных рудника.
Аладьин припрятал самородок поглубже в карман жилетки:
– Впрочем, пока оставим это. Я пригласил Вас, Анна Яковлевна, чтобы задать один вопрос, касающийся происшествия в доме Чикиных. Я мучаюсь им со вчерашнего дня.
– Спрашивайте, – покорно согласилась она, присаживаясь в кресло, и потупила взгляд.
– Где Вы были с того момента, как вышли из гостиной до того, как вошли в спальню Ольги Александровны?
– Не понимаю.
– С тех пор, как Вы ушли за альбомом для Оленьки, прошло не меньше четверти часа. Мы успели поговорить о новостях в завтрашней газете, о цирке и фокусах. Потом я спустился вниз. И лишь затем минуты через три услышал, как Вы вскрикнули, увидев воровку; следовательно, вошли в комнату Ольги только что. Так, где же Вы были эти семнадцать-двадцать минут?