– Филя не дурил?

Зинка покачала головой.

– Они с Артуром поначалу совсем пришибленные были, потом успокоились. Я с ними не общалась.

– Газовый баллончик с собой взяла?

– Взяла, – подтвердила девчонка. – А ты уже завтра уезжаешь?

– Ага, – кивнул я, заметил, как разом погрустнели серые глазищи, и не удержался, чмокнул подругу в лоб. – Всё будет хорошо. Ненадолго же!

– На две недели!

– Во-первых, на десять дней. А во-вторых, даже две недели – это не два года.

Зинка вздохнула и прижалась к моему плечу щекой, но сразу успокоилась и предложила:

– Покормить тебя?

– Конечно! Когда это я от обеда отказывался!

Увы, обедом и чаем с шоколадными батончиками всё и ограничилось, даже не поговорили толком. Всё испортила младшая сестрица Зинки, умудрившаяся невесть как простыть в эдакую теплынь. В школу из-за красного горла она не пошла, но и постельный режим не соблюдала, носилась по всей квартире, будто нарочно заявляясь в самые неподходящие моменты. Ну а ко мне Зинка подниматься не захотела.

– Буду это чудовище малолетнее лечить, – разочарованно пояснила она. – А то опять маме нажалуется, что бросила её одну бедную-несчастную.

Да меня и самого уже начинало поджимать время, только переоделся и сразу пошёл в гаражи, где и застал Андрея Фролова за вдумчивым изучением внешнего вида «буханки».

– Как думаешь, эта вмятина на двадцать штук потянет? – спросил он, указав на покорёженное крыло.

– На сколько договорились, на столько и потянуло, – пожал я плечами. – Мне просто ситуация сама по себе не нравится.

Андрей вздохнул и провёл ладонью по короткому ёжику светлых волос.

– Серёг, ты же понимаешь, что не прийти мы не можем?

– Не можем, – согласился я и развивать эту тему не стал, спросил: – Где все?

– Внутри, – кивнул Фролов на бокс.

– Не пьют хоть?

– Не, диваны сколачивают, а Воробей байки травит. Массовик-затейник, блин!

Я оставил приятеля во дворе, сам заглянул в гараж, где помимо пацанов, принимавших участие в утреннем спасении челнока, обнаружились Лёня Гуревич и Тихон Морозов. Только никто сборкой мебели уже не занимался, все сидели на паре сколоченных диванов и слушали разглагольствования Воробья. В своих высоких импортных кроссовках, фирменных джинсах и короткой замшевой куртке, пусть та и висела как на пугале, он смотрелся на фоне наших спортивных костюмов натуральным иностранцем. Лёня Гуревич и тот свой лоск как-то подрастерял.

Что порадовало – пусть пацаны и забили на работу, пива никто не пил, Толстый так и вовсе попутно делал какие-то пометки в журнале учёта: не иначе вёл бухгалтерию. К нему я и подошёл.

– Тиша, что с деньгами?

– Какими деньгами? – не понял Толстый.

– Моими деньгами. За август!

– А-а-а! – понимающе протянул Тихон, наполнил стеклянную баночку газировкой, без спешки осушил её и невпопад сообщил: – Я вчера выдавал.

– Ну и? Меня вчера не было.

– А сегодня нет денег. Завтра принесу.

– Блин, Тиша! Я завтра на картошку уезжаю!

Пацаны заржали, будто сказал что-то смешное, а Тихон пожал пухлыми плечами.

– Значит, как приедешь, выдам. Сразу с авансом.

Я плюнул и налил себе газировки, сделал глоток и отставил баночку в сторону.

Сладкая гадость!

– А «на картошку» – это подработка такая? – спросил Воробей.

– Отработка, – хмуро проворчал я в ответ.

– Эх, провинция! – покачал головой наш столичный друг. – Вот Москва – это тема! Там такая движуха, такие сумасшедшие бабки крутятся! Здесь такого и близко нет! Со всей страны деньги туда собираются!

– А как же Ленинград? – поинтересовался Лёня Гуревич, в кои-то веки бросивший терзать джойстик игровой приставки.

– Не Ленинград, а Санкт-Петербург! – выставил вверх указательный палец Воробьёв. – А бедно там, что сказать могу. Нет, возможностей куда больше, чем в провинции, но с Москвой никакого сравнения. Видели бы вы, какие в столице вещевые рынки! Одна Лужа чего стоит!