Подхватили меня в половине шестого утра прямо у хозблока. Отчаянно хотелось спать, но деваться было некуда: пацан сказал, пацан сделал. За рулём с совершенно стеклянными глазами сидел Саша Романов, соседнее место занимал Андрей, и мне пришлось лезть через боковую дверцу в кузов, где ехали Костя и Евген. От последнего так шибало перегаром, что алкогольные пары вполне могли воспламениться, вздумай тот закурить.

Шутка, конечно, но едва переборол желание уткнуться носом в воротник олимпийки. Да только это были ещё цветочки, неожиданно накатило столь лютое зловоние, что проняло даже Зинчука.

– Фу! – зажал он пальцами ноздри. – Кто навонял?!

– Дышите глубже, пролетаем Сочи! – заржал в ответ Чиж.

Ладно хоть ещё автомобиль почти сразу остановился у подъезда; я выскочил на улицу и с неимоверным облегчением глотнул свежего воздуха.

– Серый, давай резче! Время! – поторопил меня Фролов.

Пацаны выбрались из «буханки» и закурили, а я поднялся к себе. Только отпер дверь, и в коридор из комнаты выглянул заспанный дядька.

– Ты чего так рано? – удивился он, кинув быстрый взгляд на висевшие на стене часы.

– Подработка подвернулась, – сообщил я и кинул на тумбочку три мятых двухсотрублёвых купюры. – Хоть с деньгами полегче будет.

– Это дело! – обрадовался дядя Петя. – Уже уходишь?

– Ага.

Я быстро переоделся, заодно прихватил сумку с тетрадями; туда же переложил и топорик. Всё верно: просто так, на всякий случай.

От меня погнали прямиком на вокзал. Московский фирменный прибывал на первый путь, мы бросили «буханку» на парковке у автовокзала, а сами прошли к платформам по улице. Приехали заранее, но оказались из встречающих далеко не первыми, а немного погодя через задние двери у перехода над путями потянулись и те, кто дожидался прибытия поезда в здании.

– По расписанию идёт, – решил Андрей, взглянув на электронную «Монтану».

Я посмотрел на собственные часы, которые вчера вечером подвёл по сигналам точного времени, передёрнул плечами и спросил:

– Вагон у него какой?

– Нормально стоим.

Нормально? Да не сказал бы. Я опрометчиво вышел из дома в одной рубахе, и хоть день, как и вся предыдущая неделя обещал выдаться жарким, с утра было на редкость свежо. Это пацанам хорошо в олимпийках, сам вот-вот зубами клацать начну. И чего свитер не стал надевать – зря купил, что ли? Ещё и бедро после вчерашнего пинка ломит, присел бы, да некуда. Ни одной лавочки не вижу.

Подошли две цыганки, начали заговаривать зубы, и Евген даже втянулся в беседу, но тут в дальнем конце платформы показался локомотив, и гадалок мигом отшили.

– Ну и где эта наглая рожа? – проворчал Рома, когда из вагонов начали выбираться пассажиры с неподъёмными на вид чемоданами.

– Третий вагон, – сказал Андрей, а только мы двинулись в нужном направлении, из открытых дверей прямо на перрон выбросили пухлый клеёнчатый баул. Рядышком шмякнулась ещё одна столь же объёмная клетчатая сумка, а последнюю и явно наиболее увесистую выволок из вагона длинный и тощий парень в потёртых джинсах и бежевой замшевой куртке – Дима Воробьёв, он же Воробей собственной персоной.

Стоило лишь нашему приятелю освободить проход, наружу начали выбираться недовольные пассажиры, но недовольны столь объёмной поклажей Воробья оказались далеко не все. Мы не успели ещё даже окликнуть бывшего одноклассника, как между нами вклинилась парочка бритых мужичков в широких штанах и коротких кожаных куртках.

Они вознамерились взять Воробья в клещи, пришлось вмешаться.

– Дяди! Вас тут не стояло! – заявил Андрей, требовательно прищёлкнув пальцами.

Ребята в кожанках без всякой спешки развернулись, и один, повыше и крепче, с ломаным-переломанным носом сплюнул на асфальт. Второй хрустнул костяшками и угрожающе улыбнулся, засветив сразу несколько коронок жёлтого металла; этот в отличие от приятеля походил не на боксёра, а скорее на борца. Но оба спортсмены – это точно.