Жанр Советская литература (страница 16)
В сборник известного мастера прозы включены рассказы о деревне, о работе на земле, о природе, а также произведения, в которых звучит тема войны, тема народной памяти, ее социально-нравственной значимости в наши дни.
Евгений Носов (1925–2002) – известный русский прозаик, участник Великой Отечественной войны: ушел на войну после окончания 8-го класса, был тяжело ранен; автор широко известных повестей о войне – «Красное вино победы», «Усвятские шлемоносцы». Эта повесть была экранизирована, в театрах страны успешно прошли постановки спектакля «Усвятские шлемоносцы». Рассказ «Шопен, соната номер два» связал современную жизнь с прошедшей войной живой и горькой памятью. Перу Е. Носова одновременно свойственны точные бытовые наблюдения и красочная образность, тонкий юмор и трагический пафос, язык просторечный и былинно-эпический.
В книге воспроизведена хронология войны, повести и рассказы писателя выстроены именно по этому принципу, чтобы у читателя сложился подлинный, неискаженный образ войны. Книга издана к 90-летнему юбилею писателя и к 70-летию окончания Великой Отечественной войны.
«… В каждом – малом, большом ли – селении есть некий „набор“ лиц, без которых трудно, а может, даже и вовсе невозможно представить себе само существование селения. Без них оно утратило бы свою физиономию, свой характер, больше – свою душу. <…>
Мне захотелось рассказать о таких людях одного села и уже в самом начале предупредить читателя, что никакой повести в обычном ее смысле у меня не будет, ибо настоящая повесть предполагает непременный сюжет и сквозное действие, по крайней мере, основных ее героев. Ни того, ни другого в этой книге не будет. Не будет и главного персонажа, как полагалось бы в традиционной повести. Все мои герои в порядке живой, что ли, очереди побывают в роли главного и второстепенного. …»
По мотивам одной из новелл повести М. Алексеева «Хлеб – имя существительное» режиссер Николай Москаленко в 1968 году снял фильм «Журавушка» с Людмилой Чурсиной в главной роли.
«… Помутившись разумом, слепые в ярости, мы, на потеху обступившим, взявшим нас в кольцо зрителям, коими оказались учащиеся старших классов, начали дубасить друг дружку со всем возможным усердием и, наверное, напоминали молодых кочетов в момент их бескомпромиссной схватки. Появившаяся на лицах кровь усугубила дело, поприбавила лютости. Мы готовы уж были к рукам подключить и наши крепкие зубы. А тут еще кто-то большой и, конечно же, очень глупый, крутясь возле дерущихся, подзадоривал, подогревал:
– Дай ему, Ванька, как следует!.. И ты, Мишка, не сдавайся! Чего красные сопли развесил?.. Под дых ему, под дых!.. Та-а-ак! Молодцы!.. А ну еще разик!.. Так… так… так! …»
«… Первоначально я задумал дать ряд очерков русского Берлина, потом показалось интересным связать эти очерки какой-нибудь общей темой. Взял „Зверинец“ („Zoo“) – заглавие книги уже родилось, но оно не связало кусков. Пришла мысль сделать из них что-то вроде романа в письмах.
Для романа в письмах необходима мотивировка – почему именно люди должны переписываться. Обычная мотивировка – любовь и разлучники. Я взял эту мотивировку в ее частном случае: письма пишутся любящим человеком к женщине, у которой нет для него времени. Тут мне понадобилась новая деталь: так как основной материал книги не любовный, то я ввел запрещение писать о любви. Получилось то, что я выразил в подзаголовке, – «Письма не о любви».
Тут книжка начала писать себя сама, она потребовала связи материала, то есть любовно-лирической линии и линии описательной. Покорный воле судьбы и материала, я связал эти вещи сравнением: все описания оказались тогда метафорами любви. …»
Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>
Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.
«… Не удивляйтесь тому, что сейчас будете читать о маленьком мальчике, незнаменитых взрослых и о простых событиях.
Для того чтобы лучше увидеть течение реки, бросают пучок сорванной травы на воду и по травинкам, которые то медленно, то быстро уходят прямо и вкось, угадывают ход струи.
Хочу вам показать ход времени. …»
Это первое Собрание сочинений Виктора Шкловского – его самый полный и самый обстоятельный рассказ о себе. Рассказ с доказательствами. И спором с самим собой.
Повесть «Жили-были» открывает первый том этого Собрания, вместе с ней размещена статья Ираклия Андронникова о творчестве В. Шкловского.
«Я потерял пропуск.
Пока еще неизвестно – совсем я его потерял или нет. Может быть, он еще найдется. Но дело не в этом.
Дело в том, что я не успел к этому событию подготовиться, потому что обнаружил пропажу слишком поздно. А именно – в тот момент, когда повесил на табельную доску свой номерок и сделал шаг к двери, где стояла вахтерша…»
Ларичева – женщина-учёный. Она ищет по всей стране людей, чьи таланты превосходят общечеловеческие. Она называет их феноменами, но многие из них, к сожалению, просто дурачат её. Но Ларичева не сдаётся, она собирает в Москве комиссию, готовая доказать научно, что экстрасенсорные способности могу проявляться у отдельных людей. Для этого она приглашает трёх феноменов: Иванова – телепата, Прохорова – владеющего телекинезом и Клягина, способного смотреть сквозь стены. Но, к сожалению, выясняется, что лишь Прохоров на самом деле является феноменом. И это ставит эксперимент под угрозу срыва.
«До сих пор не представляю – кому пришла в голову гениальная мысль послать меня в Африку. Кто-то, видимо, очень хотел мне удружить. A заодно избавиться от меня года на два. Думаю, что это был Лисоцкий. Мы с ним с некоторых пор находились в натянутых отношениях.
Когда вас посылают в Африку, это делается специальным образом. Это ничуть не похоже на обычную командировку. Ритуал значительно богаче и сложней. Все начинается со слухов…»
«Не имею ни времени, ни желания объяснять, как все получилось, с самого начала. Для этого мне пришлось бы начинать с тех пор, как я себя помню. А может быть, еще раньше. Об этом я, кстати, уже писал. Здесь я хочу объяснить, как я влип в эту историю с Прометеями. Слава Богу, теперь все уже кончилось. Можно осмыслить, если есть чем…»
«В один прекрасный день я осознал, что заканчиваю институт.
Это было в начале сентября, когда нас собрали на кафедре, в лаборатории измерительной техники, и объявили, что начинается преддипломная практика…»
У поэта особое видение мира. Поэт находит особые слова, чтобы его выразить. Поэт облекает свои мысли в особую форму. Порой поэту становится тесно в рамках стиха. Тогда на свет рождается Проза Поэта.
«Из пяти заводов б. Сысертского горного округа Полевской был единственным, где мне не приходилось жить и даже бывать до одиннадцатилетнего возраста.
Однако об этом заводе, который в нашей семье обычно звали старым, слыхал довольно часто…»
«Уже пятьдесят лет в слободе находилась Миллионная улица. На ней стоял дом с деревянными ветхими воротами. Ворота были сделаны не из двух половин, а из одного дощатого настила, торцом навешенного на пару крюков. Давно умершее дерево от времени и забвения стало как бы почвой и занялось тихим мхом. Ворота открывались только водовозу – раз в неделю, – и то очень бережно, чем руководил сам хозяин. На левом столбовом упоре ворот – три железных заржавленных документа, одинаково древних…»