– Несчастные мы с тобой! – Он кисло улыбнулся и положил широкую ладонь на слегка шероховатую кисть. – Отморозила? – спросил участливо.

– Да, пару лет тому… По глупости!

– Расскажешь?

– Ничего особенного! Заигралась с подружками, варежку потеряла… Пока искала… А морозец был знатный. Вот и угораздило! Мы тогда снежную крепость у мальчишек с боем брали!

– Успешно?

– He-а! Зато впечатлений разных надолго хватило! Начитались Гайдара, комендантами снежной крепости все стать хотели…

Светлана живо напомнила ему Наталью – воскресшую, родную! Засаднило в груди… Хотел было признаться в ощущениях нахлынувших, противоречивых – сладостных и пыточных сразу, однако она опередила:

– Я вам напоминаю маму… то есть, её?!

Вздохнул, кивнул.

– Знаете, мама была очень одинока. К ней почти не ходили мужчины… Вы меня понимаете? Так, старинные бабушкины друзья. Бабушка, кстати, тоже совершенно одна жила.

Папу я не видела уже много лет… Он и на похоронах не был. Знаете, Сергей Павлович, мне часто кажется, что на семье нашей лежит, так сказать, тяготеет какое-то проклятие… Я боюсь остаться одна. Боюсь, что продолжу судьбу бабушки, потом мамы… Вы понимаете ведь?

Смотрела в его глаза, он тихонько поглаживал кисть её руки, перебирая доверчивые, детские совсем пальчики нежно-нежно, словно клавиши чудесного рояля.

– И что мне делать с тобой?

– Любите меня.

– Я ведь тебя совершенно не знаю.

– Вы знали мою маму, а я не только внешне похожа на неё. Мы с ней были неразлучны, а любили друг друга, как сёстры. Ближе неё у меня никого не было.

– Ты дивная девочка, Светланка! И ты стала мне особенно дорога после того, как помогла мне там, на кладбище… Сам не знаю отчего, последнее время часто плачу… или не плачу, не рыдаю – просто на глаза наворачиваются слёзы… Так и тянет зареветь, дать выход чему-то внутри… И постоянно жалко кого-то, а прежде всего – себя. Эгоизм?..

Он что-то говорил, говорил тогда, в тот не поздний ещё час, говорил… а она внимательно слушала, сидя в такой же позе, какую некогда принимала Наташенька… Он воодушевился, стал откровенничать, на что-то сетовать, превращаясь в обидчивого, слегка занудливого, предельно искреннего максималиста, которого покойная знала, любила больше жизни, сохла по которому в часы прогорклого одиночья, недоступная и целомудренная для большинства других мужиков.

– И почему вы не уговорили маму выйти за вас замуж?! Почему оставили её одну?

– Но ведь она была замужем… правда, недолго. И ты – плод её брака с твоим отцом – почувствовал корявость фразы, по сути верной, смутился. – Ты меня упрекаешь? Винишь?

– Имею ли право? Не судите, да не судимы будете! Кажется, так говорят православные… христиане… кто там? Вы сами всю оставшуюся жизнь будете осуждать себя за мягкотелость, за эдакую послушность полудетскую… Нет, я никого не виню, просто мне очень жаль, очень-очень жаль, что у вас с мамой ничего путного не получилось.

– Путного… непутёвого… Фразеология одна! Да-с!!! Брак выхолащивает души людей. Они пьют до дна страдания, душевные недуги друг друга, всё самое-самое лучшее, светлое, сокровенное… До последней капельки! И – настаёт пустота. Зияющая рана… А потом, по истечении лет, оба стесняются взглянуть друг другу в глаза, ибо читают в них собственные былые слёзы, молитвы, клятвы, потому что видят обнажённость свою в этих самых глазах напротив. И начинается игра в молчанку, начинается бесконечное отчуждение взаимное… А потом – позывы к поиску выхода из тупика. К поиску выхода на другую сторону, к другой душе! Ибо ты привык взваливать самую тяжёлую часть ноши своей на чужие плечи – не на чужие, может, но всё равно… иначе не можешь жить!! Дальше – хуже – измена!!! Я не верю в любовь! Людям была нужна она и они придумали себе Ромео и Джульету! Придумали сказочку про две половинки, что бродят по свету, ищут друг друга…