Ну конечно, его выдворили из команды, теперь о движухе ему никто словом не обмолвится, а уж о том, чтобы в ней поучаствовать, мать их, и говорить не приходится.

На участке в устье реки Миньцзян, где стояло поселение, ширина русла составляла примерно полкилометра. На другом берегу находился район Пэншань, который тянулся вглубь суши где-то на четыреста метров, и там возвышалось здание ПэншаньТВ, которое пару десятков лет назад надстроили повыше, чтобы сигнал ловился почетче, так что теперь башню было видно с самого берега реки.

От окон телестанции до парковки на склоне обзор составлял около 1,3 км, с такого расстояния из крупнокалиберной снайперской винтовки было бы трудно пристрелить кого-нибудь наверняка.

Окно, обращенное к Линьцзяну, раньше выходило из офиса уездного вещания, но все оборудование внутри давно грудой свалили к стене, освобождая пространство примерно в сотню квадратных метров. Посреди комнаты возвышался постамент, на котором соорудили песочную карту поселка в устье: красно-желтые горы, темно-зеленые леса, каскадное русло, склон с подъезжей дорогой и даже деревянно-кирпичные дома, все с точностью до миллиметра.

Этот макет сделали вовсе не методом высокоточной фасонной штамповки – форму ему придавал магнитный порошок, а цвет – электрическое напряжение. Форму можно было менять произвольно с помощью сверхпроводящего магнитного поля, а вспомогательный электрический сигнал модифицировал видимые и скрытые цвета разных объектов. Гибкость модели была намного выше, чем у формованного макета, а удобство выведения превосходило голографическую проекцию.

Один такой песчаный стол стоил более трех миллионов. Если бы Лао Ли только увидел его, то понял бы, что обвинил не того человека – фонды Госкома по охране культурного наследия определенно не потянули бы такую штуку.

Миниатюрные фигурки, изображающие людей, автомобили и лодки на песчаной карте, сейчас были подсвечены и медленно перемещались по поверхности. Просто взглянув на стол, можно было получить представление о происходящем в Цзянкоу в режиме реального времени.

Изображения с камер наблюдения занимали всю стену зала, и на одном из них шла трансляция общения Лао Ли и Юнь Шань. Было видно, как девушка забирает документы, разворачивается и идет в гору. Зал заполнило ее тихое, расслабленное дыхание.

– Не к добру, – констатировал мужчина средних лет. На вид ему было чуть за сорок, и весил он чуть больше, чем полагалось в его возрасте. Перед ним стояла огромная пепельница, полная окурков, большинство из которых было выкурено менее чем на треть. Их искореженное сплетение походило на нераспустившийся бонсай.

– Лао Цю, сколько раз тебе говорить, «не к добру» – это суеверие, а вот импотенция из-за курения – это наука.

Уже на середине фразы второй мужчина закашлялся из-за дыма от чужой сигареты. Судя по сложению и внешнему виду, он был намного моложе того, что принято называть средним возрастом, навскидку уже разменял третий десяток, но не дошел до четвертого. Однако, если приглядеться, можно было заметить морщинки, говорившие о том, что ему не просто за тридцать, а с хорошим гаком. А если перевести взгляд на шевелюру, то такой сединой не всякий шестидесятилетний может похвастаться.

Лао Цю даже не ответил, а просто хохотнул и утопил только что зажженную сигарету в пепельнице.

– Что с диспозицией? Все на месте? – спросил молодой седой. Хоть голос его и звучал спокойно, рука машинально потирала лоб, что решительно мешало скрывать волнение.

– Все на месте, ждем отмашки режиссера. – Лао Цю указал на макет-карту, и дом на склоне горы подсветился. – Цзян Ци и скрытый отряд, двенадцать человек, держат подъем; Хун Вэй и красный отряд, десять человек, блокируют водохранилище; Мандариновую рощу контролирует спецназ, тридцать пять человек; на спуске в засаде группы Бай Вэйсаня и Ли Циня, прикрывают друг друга.