По дорожке мимо этого двора прошла какая-то молодая женщина, которую вновь прибывшая пациентка с пьяных глаз и в темноте приняла за свою подругу.
Минуту назад казавшаяся совсем обессилевшей, девушка вскочила на решётку окна с ногами, руками стала трясти решётку, пытаясь вырвать, и заревела во всю глотку:
– Кристина-а-а-а! Как отсюда вылезти-и-и?!
Пациенты ржали в голос:
– Уже никак.
Тут мужчина в костюме вышел от врача со свежей повязкой на голове и переспросил:
– Значит, мы договорились?
– Так точно, – ответил врач и пожал ему руку.
Пациентку передали медперсоналу, а господа в костюмах шагнули в железную дверь.
Неугомонная девка всё ещё пыталась вырываться из рук санитаров:
– Денис козё-ё-ёл! А ты, Ленка, су-у-у-ука!!
– Она не Лена, она Наташа, – устало вздохнул Денис, обернувшись на пороге, и закрыл дверь с той стороны.
Буйную пациентку освободили от верхней одежды и впихнули в женскую палату. Обитательницы этой палаты глухо роптали, что вчера была бабуля с белкой, теперь молодуха будет реветь как белуга всю ночь. Но слушать рёв не пришлось. Санитары привязали пациентку к кровати и всадили ей лошадиную дозу снотворного. Пусть дрыхнет до утра, не мешая дрыхнуть им. А потом уже будем капельницы ставить.
Зрелище кончилось, толпа рассеялась.
* * *
Следующий день в больнице начался как обычно. Я уже понял, что теперь здесь надолго, и занялся тем же, чем за несколько лет до этого, когда, также помимо своего желания, попал в казарму. То есть, пытался добывать по мере возможности чай, кофе, сигареты и тому подобное.
И во время перекура в умывальнике после обхода врачей гонял в мозгу самооправдание, что это я не опустился, а вспомнил армейскую юность, закурив такие особенные сигареты. Хотя, дым был всё равно противный, потому что курил сигареты без фильтра.
Их уже тогда редко можно было найти в продаже в городе. Но в глубинке области они ещё встречались. И мне удавалось стрельнуть их у деда, которого привезли из села неподалёку от литовской границы.
Похоже, никто не знал имя и отчество этого старика, кроме врачей что его оформляли. Все пациенты его звали просто Дед. Может быть, он и сам их не помнил – я не спрашивал.
Ходили слухи, что он здесь очень давно. Если всех выписывают после двух недель пребывания, то его родные дети сдали по случаю белой горячки после 23 февраля, и он до сих пор лежит в этой палате как неприкаянный.
Никак память восстановить не может.
Каждое утро начинает с одних и тех же вопросов, так что даже никому уже не смешно:
– Где это я? В тюрьме? А какое сейчас время года? Зима?
Но алкоголики – народ циничный. И вместо сочувствия к старому больному человеку, соседи по палате используют в своих интересах то, что он не помнит, сколько у него осталось сигарет и кому он их давал только что. Его дети экономят – покупают отцу сигареты без фильтра. Но и это лучше, чем ничего.
Зашёл татарин с пачкой Мальборо. Этого я сразу заприметил, что он в отделении – нечто вроде смотрящего. Он имел медицинское образование и помогал санитарам ставить капельницы. И за это они его подкармливали разными вкусностями. И позволяли ему некоторые вольности. Кроме выпивки, естественно.
За выпивку выгоняли сразу.
Но из всех пациентов такой борзый, что керогазил прямо в больнице, был только один. Продержался три дня, потом спалился, потому что конспиратор из него никакой.
Но речь сейчас не про него. И даже не про татарина.
Самое интересное событие началось, когда следом за ним появилась героиня вчерашнего вечера.
Она была в тех же кожаных штанах. Но уже без косухи. А в одной майке с открытыми плечами. В начале мая по утрам ещё довольно прохладно, а в умывальнике была постоянно открыта форточка настежь, чтобы выветривался табачный дым. Но похоже, что девчонке, страдавшей от жёсткого отходняка, это было глубоко параллельно.