Первое правило борьбы с врагом: подпусти его так близко, как только сможешь. Пусть думает, что знает о тебе все. Мои переписки ничего для меня не значат. Все, что нужно сохранить в тайне, я проворачиваю за пределами компьютера и телефона. Главная опасность в прослушке через микрофон смартфона. Поэтому я набил карманы ватой, чтобы она глушила звук максимально естественным образом. Как только прихожу домой, убираю вату под матрас до следующего дня.

Нахожу статьи для реферата, читаю, обдумываю. Мысли уносят меня в место – в фантазию. Если открыть дверь и заглянуть в комнату, кажется, что я работаю за компьютером. В большинстве случаев я пребываю в грезах, чтобы снять напряжение. Сначала воспоминания неприятные. Обдумываю стычку с Жилиным. Потом воображение рисует образ девчонки с аквариумом. Аля. Ее имя эхом звучит в голове. Закрываю глаза и вспоминаю ее голос. Нежный, испуганный. Она не похожа на других. В ней нет жеманности Кристины, дурного кокетства или дерганых жестов моей матери.

– Георгий! – доносится из прихожей.

Вздрагиваю, приподнимаюсь в кресле. Задеваю коленом подлокотник, ругаюсь про себя от боли.

– Уже иду. – Широким шагом выхожу из комнаты.

Мать вручает мне тяжелый пакет. Внутри перестукиваются емкости. Можно не заглядывать – она собирается пить больше обычного.

– Иди-ка приготовь мне еду, – говорит она, слегка пошатываясь. – Я щас. – Она заходит в ванную в одежде и закрывает дверь.

Сколько раз я говорил матери, чтобы закрывалась на замок – все без толку. Иногда я заходил в ванную, когда она принимала душ. Я бы хотел забыть, что видел мать без одежды.

Разливаю горячий суп крупным половником. От запаха натуральных специй снова хочется есть, хотя прошло не больше получаса. Достаю почти пустую бутылку белого вина и наливаю в бокал. Вместо нее ставлю в холодильник другую из пакета. Набираю воздуха в легкие и кричу:

– Все готово, мам!

Нужно потерпеть всего год, думаю я, посматривая на часы. Как только исполнится восемнадцать, свалю из этого дома, и она меня не остановит. При необходимости найму адвоката и отсужу свое право на свободу у этой женщины.

– Мам, иди есть, суп остынет, – напоминаю я и втягиваю шею в плечи.

Зря я открыл рот. Она же меня сожрет за такую дерзость.

Но мать не отвечает. Подхожу к ванной комнате и осторожно стучу в дверь. Слышу, как льется вода в душе. Она ведь не снимала одежду, неужели спьяну полезла так? Черт возьми, только бы не… Заглядываю внутрь, готовясь отпрянуть, если она голая.

Мать сидит на полу в душевой кабине ко мне спиной. Вода стекает по ее роскошному полушубку. Она обожает вызывать зависть у коллег. Подхожу ближе. Если она уснула, оботру ее полотенцами, подсушу феном и унесу в кровать. Привычное дело.

Кладу руку на плечо матери. Ее голова заваливается набок. Странно пахнет железом. Принюхиваюсь, опускаю взгляд на поддон. По темно-синей мозаике ползут едва различимые красные змейки. Приглядываюсь к рукам матери. Вены перерезаны!

Вздрагиваю. Отхожу на пару шагов. Грудь и виски сдавливает, нечем дышать. Хватаю ртом воздух.

Она лежит там! Жалкая, пьяная и полумертвая!

Может, бросить ее умирать?..

Сажусь на крышку унитаза. Темные волосы матери спутались; мокрый полушубок похож на потасканную жилетку, набитую соломой.

Почему?.. Почему каждый раз я должен спасать ее? Она только и делает, что отравляет мне жизнь. Стискиваю колени дрожащими руками. Дышу хрипло, с присвистом.

Так нельзя.

Что бы она ни делала, она все еще моя мать. Достаю из кармана телефон, включаю громкую связь и зажимаю порезанные руки матери. Если она потеряет много крови, будет поздно. Я не могу этого допустить. Смотрю на ее бледное лицо и тихо говорю: