– Ты подумай. Вот девка счастливая. Наверно, в Москву уедешь теперь.

– Ну.

– Уедешь, я здесь буду одна.

– Что делать с тобой. Дура ты, Людка. В марте гуляли, тебе девятнадцатый стукнул?

– Сказанула. 19 исполнилось.

– Всё равно. Не надо рожать, жизнь искалечишь себе и ребенку, но и залетать-то зачем? Что ж ты такая у нас…

– Не тебе чета. Ты у нас деловая.

На этих же днях иду я от озера к нам. Слышу, Миша-жених посигналил. Остановил. Подвезу, говорит. Села. Хохотнул и мимо дороги вверх почти вертикально. Машина ползет, как беременная, переваливаясь с боку на бок. Камни стучат по дну, кузов вот-вот сорвется. Машина-старушка едва жениха переносит, не сдюжит, развалится, кажется, прямо сейчас. А Мише смешно. И что же? Хохочем вдвоем. Длинный срезав язык и подпрыгнув два раза, наконец, на дорогу попали, ура. Подъезжаем. Зоя-невеста не бросится Мише на шею, как завидит его. Издали ручкою пухлой махнет, вот жених и растает. Может, счастливою будет.

Но. Но всё, что ты знаешь, для местности данной не нужно, в ближних поселках девушки наши живут и законы свои соблюдают.

Ах, ах, что бы такое рассказать, чтобы скрыть правду. Да, задолго до экспедиции мое сердце остановилось, подумало и пошло в другую сторону. В прежние времена сказали бы, что оно разбилось.

Из разбитого сердца выходят все шлаки, названье которым любовь. Да, освобожденье пришло. Но слово свобода в свободе значений погрязло. То может быть этим, а после не этим, а тем. Моя же свобода уже утонула в душе. Душа тяжелеет, а дух всё свободней и тише.

Да, кто малахольного больше в свободе живет? – Только жмурик. Малахольный локтями-когтями не будет сражаться за пайку. Дела нет малахольному, кто там и в чем виноват. Для насельников местных свобода моя оказалась не всем по зубам. Раздражались. Но вернемся ко мне. Что же было? Было, не было. Было со мной. С ним, сейчас уж не знаю. А со мной – крушение, разрушение, ворошение. Именно в такой последовательности. Ворошение – моя жизнь в экспедиции.

Ну, во-первых, какой Он? Он – почти как Христос. Любящий всех, прощающий всех. А Христос может жить среди нас? В том-то и дело. Это и было причиной моего несчастья, да и счастья тоже. Я боялась за него. Мне казалось, что его жизнь в опасности, что его разум не выдержит не то, что разлуки со мной, а вообще без меня. Он и я – один человек. Без меня он только полчеловека и его полразума не в силах справиться с этой постоянной агрессией среды. У меня были приступы ощущения, что его распинают. Уже вбиты два гвоздя в руки. Он дергается от боли, бледнеет, пот бежит по щекам, струится по груди. Но вот он вскидывает голову и поет тонким срывающимся голосом:

Но. Но всё, что ты знаешь, для местности данной не нужно, в ближних поселках девушки наши живут и законы свои соблюдают.

II часть. Рабодень

Итак, новый месяц. Начинается в четверг, кончается в пятницу. Всего один день. Хороший месяц, быстрый.

Завтрак прошел незаметно, слава богам.

Дома ни капли воды. Сходила к бане с бидоном. Бочка пуста. В столовой Роза сказала, не знаю, нет у нее на запас ничего. Говорила, мол, Миша утром еще обещал. Чем это Миша так занят. Не может съездить, всего-то ехать десять минут вниз, там минут двадцать, пятнадцать с осторожностью вверх.

А зачем нам вода, спросим себя? Пить кофе, чтоб после в койку залечь до обеда, но книга не стоит того. Можно к Диане сходить, наверняка угостит, если не кофе, так чаем. Нет, будет долго и страстно о случаях в жизни своей ли, чужой распевать. Все-таки долг прежде всего, попьем кофе в лаборатории.