Выплывая из лифта, я поклялся себе больше так не срамиться. Трех поездок на мачтовом лифте должно быть вполне достаточно, чтобы извлечь все необходимые уроки из своих ошибок, если ты не полный идиот, конечно.

Увы и ах – причальный уровень являлся царством невесомости, и я пожалел, что не подождал чуть дольше, пока мой утренний бифштекс не продвинулся подальше по желудочно-кишечному тракту. Теперь же он стучался где-то внизу пищевода и настойчиво требовал к себе внимания. Что ж, придется терпеть.

Я протестировал камеру, висевшую в лифтовом холле, и поплыл дальше, двигаясь медленно и аккуратно, чтобы постараться, пока есть возможность и, опять же, нет зрителей, выработать навыки безопасного передвижения в отсутствие гравитации. Здесь главная проблема – побороть глубоко въевшуюся привычку, что любое брошенное тело, в том числе и твое собственное, движется по параболе, и перестать вносить на это поправку. Иначе будешь постоянно врезаться в потолок. Держа это в уме, я без особых приключений добрался до двери в комнату оператора портального бура, где располагалась еще одна камера. Над изяществом движений поработаем в следующий раз.

Тут меня подстерегала определенная дилемма, поскольку на приоткрытой двери висела скрученная откуда-то табличка «посторонним вход воспрещен!» Вот как это понимать? Я, член экипажа, – посторонний или нет? Откуда здесь вообще могут взяться посторонние? Я со своей нерешительностью мог бы стоять (точнее, висеть) в раздумьях перед этой надписью очень долго, но в этот момент мой слух уловил весьма странные звуки, и я начисто позабыл про табличку.

Сквозь гул и жужжание механизмов явственно слышался голос Гильгамеша, и он с кем-то разговаривал. Причем не просто односложно отвечал на реплики неизвестного собеседника, а именно разговаривал.

Я был знаком с ним всего-то один день, да и тот неполный, но мне казалось, что характер здоровяка весь как на ладони, и никаких неожиданностей не сулит, а потому данный факт меня даже слегка обеспокоил. Мелькнула мысль, что он просто слушает какую-нибудь аудиокнигу, что выглядело бы тоже странно, но не настолько пугающе, однако голос был, несомненно, Гильгамеша, а представить, будто он начитал в микрофон целую книгу, казалось решительно невозможным.

Мое любопытство пересилило мои сомнения, и я осторожно толкнул дверь и просунул голову в щель. Я увидел болтающуюся в воздухе груду инструментов и деталей оборудования, к каждой из которых, при внимательном рассмотрении, тянулась веревочка с карабином на конце.

В самой гуще виднелись ноги нашего техника, а все остальное скрылось за распахнутой крышкой какой-то приборной стойки, и именно оттуда доносился его рокочущий голос.

– Сейчас, радость моя, еще две гаечки осталось, и побежишь как заново родившаяся! Задышишь, наконец, полной грудью. Эх, дубина я бессовестная! Давно уже надо было тебе этот чертов дроссель заменить, да все руки не доходили. Ну ты же знаешь, как это бывает – то одно, то другое… Так закрутился, что совсем про тебя, моя ненаглядная, и позабыл. Но ничего, теперь я здесь, с тобой, и, думаю, еще долго никуда отсюда не денусь. Мы на этом шарике, похоже, зависнем не на одну вахту. Ну вот, готово! Осталось только крышечку закрыть.

Гильгамеш вынырнул из глубин стойки, захлопнул крышку и только сейчас обнаружил мое присутствие.

– Ты кто такой!? – недовольно рыкнул он.

– Олег.

– Читать умеешь? Надпись на двери видел?

– У Вас было открыто, – я вплыл в дверь полностью.

– Чего надо?

– Я должен камеры наблюдения проверить, – ответил я и, для придания своим словам большего веса, добавил, – капитан приказал.