В итоге, она не спала всю ночь. Диана представляла, как какой-то незнакомый парень шарит у неё между ног и раздвигает своей грубой лапищей её полные опухшие от возбуждения половые губы. От этого видения она, как ни удивительно, возбуждалась, но её и передёргивало от возмущения. Но вот самой потрогать свою пуговку, погладить её нежно, Дианка просто изнывала от искушения. Соблазн получить удовольствие, о каком шептала Наташка, навязчиво сидел у неё в голове всю ночь и весь день, пока девушка не пришла домой. Она быстро скинула верхнюю одежду, забежала к себе в комнату, взяла круглое зеркальце, перед которым всегда наводила красоту, зашла в ванную комнату и закрыла дверь на засов. Затем сняла с себя трусики, села на коврик спиной к двери, широко расставив согнутые в коленях ноги и поднесла к открытой, для собственного обзора, промежности зеркало.

Увиденное не потрясло девушку. Нет. Увиденное её испугало. В зеркало на неё смотрели большие полные откровенно открытые губы, между которых подёргивалось и слегка трепетало какое-то волнообразное тело морского моллюска. Влажное, с перламутровым блеском, с розовыми лепестками, с мантией, а между этих розовых лепестков под мантией скрывался маленький бугорок.

«Наверное, это и есть та самая пуговка, о которой говорила Наташка», подумала Диана. И ей тут же, до судорог захотелось дотронуться до этой пуговки-бугорка. Сначала она пальчиками, осторожно потрогала влажные лепестки, которые окружали этот бугорок, как бы знакомясь с ними, и обнаружила, что там, в середине, очень тепло и влажно. И от прикосновений приятно. Она ещё раз дотронулась до тайного местечка, просунув пальчик чуть глубже. О, какое это наслаждение! Теперь уже, когда пальчик стал совсем мокрым, Диана рискнула тронуть пуговку. И только она до неё дотронулась, как молния наслаждения пронзила всё тело Дианы. Да с такой силой, что девчонка выгнула спину и застонала. Хорошо, что она заранее включила воду, поэтому шум воды заглушил Дианин стон, как поцелуй Михаила заглушал стон Наташки.

Под своими нежными пальчиками Диана ощущала и видела в зеркальце, как эта маленькая пуговка наливалась, поднималась, возбуждалась и превращалась в настоящий полный чувственный бутон, отзывавшийся на её нежные ласки. Бутон, подняв свою розовую головку слегка подрагивал от возбуждения и от желания. Ещё, ещё, как бы просил бутон. И Диана не останавливалась.

Девушка находилась в космическом воспарении. Она безраздельно отдалась, накрывшим её снежной лавиной, чувствам. Тонкие пальчики правой руки с утроенной скоростью бегали между складок влажной и полной желания плоти, теребя и поглаживая восставшую пуговку, а левой рукой вдруг, сама того не понимая, Диана начала гладить соски своих грудей. Вытягивать их, пощипывать, гладить, теребить. Вихрь ещё больших чувств подхватил её в небеса, и там закружил в таком невероятно волнующем танце, а потом резко кинул вниз, и снова вознес, и снова кинул вниз. И вот уже в последний раз, этот вихрь нежно понёс её назад, сюда, на пол ванной комнаты. Диана вздохнула и открыла глаза: некрасиво раскиданы ноги, раскрыты до полного безобразия нижние губы, внутренняя плоть истекает обильными соками, а бутон горит ярким розовым цветом и трепещет, слегка подёргиваясь – вверх, вниз, вверх, вниз. Груди торчат, соски натружено ноют и тоже торчат огромными опухшими маковками. Сердце бьётся в бешенном ритме. И последний штрих этой картины – удовольствие, размазанное по лицу медовой патокой.

Девушка глянула на себя в зеркало. Конечно, как выглядела Наташка после взрыва эмоций и вожделений, Диана не знала. Но она твёрдо была убеждена, что такую безобразную картину, такую пошлятину нельзя показывать никакому парню. Никогда. Мало того, девушка получила бурю наслаждений, но послевкусие этих наслаждений было двояким. Чувство удовлетворённости она да, испытала. Но картина самой себя после этого шторма её убила и отрезвила. «Испытать, что это такое – можно и нужно, – решила Диана, – но повторять не буду. Смотреть на себя не могу после этого».