Злость вскипает во мне. Даже ладони дрожат от такой несправедливости, а кончик носа и вовсе краснеет – замечаю это в зеркале заднего вида.

– И снова ошибаешься, папа, – нервно кашляю я, собираясь с духом, чтобы рассказать ему правду.

– Бридли, – он выкидывает сигарету в окно и бросает на меня один короткий взгляд, лишенный всякого интереса, – сбавь обороты и не разговаривай со мной таким тоном.

– Да знаешь что?..

Я набираю побольше воздуха в легкие и раздуваюсь, как шар.

Хмыкаю и уже собираюсь начать, как вдруг в машине раздается громкий рингтон отцовского телефона. Папа берет трубку и лишает меня возможности рассказать ему все как есть. Я раздраженно откидываюсь на спинку сиденья и жду, когда он договорит.

– Ола! – отвечает отец на звонок.

Прежде чем продолжить что-то говорить, он, щурясь, косится на меня. Папа вдруг становится серьезным, и вид его подозрительно пуглив. Будто он боится, что я услышу что-то лишнее. С минуту он внимательно слушает собеседника, а потом тихо отвечает.

– Понял, – его брови хмурятся, – я перезвоню вам позже.

Отец откидывает телефон на сиденье. Взгляд у него бегает по дороге.

– Кто звонил? – любопытство берет надо мной верх.

– По работе.

Интересно, что там за работа такая, что при мне он не стал разговаривать.

– Понятно. А теперь я могу поговорить с тобой?

Папа тяжело вздыхает.

– У меня очень болит голова, Бридли. Давай потом.

Потом… Я обреченно закидываю голову на спинку и закрываю глаза в поисках спокойствия.

Отхожу от машины и на террасе издалека замечаю красную куртку Абеля. Он, раскинувшись, сидит на диване: ноги вальяжно расставлены, руки лежат на кожаной спинке. И пока я, оставив отца разбирать багажник, медленным шагом двигаюсь к брату, мысли о возможном срыве поездки в выходные разъедают изнутри.

Эти дела точно нельзя вычеркнуть из жизни, нет. А если это произойдет, то жизнь безоговорочно вычеркнет и меня.

– Привет, гном, – встречает Абель с полуулыбкой на лице.

Я облизываюсь, замечая на столе бургеры и хот-дог. Абель уходит на второй план, ведь в поле зрения появляется еда.

– Угостишь?

– Бери.

– Я здесь, чтобы рассказать все наконец отцу, Абель. Хотя, может, это сделаешь ты? Почему я постоянно попадаю под горячую руку?

Абель усмехается и хватает бургер.

– Ты лучше справишься. Я, как всегда, все испорчу.

– А по-моему, это ты из нас двоих любимчик, и тебе всегда все сходит с рук, Абель.

Я тяжело выдыхаю и беру хот-дог. Хочется откусить кусок побольше и заесть образовавшееся в груди неприятное чувство бессилия.

– М-м-м, – прикрываю глаза от блаженства: хот-дог невероятен. – Как вкусно!

– Знал, что тебе зайдет. Равиль готовил.

У Равиля золотые руки. Обожаю нашего шефа. Он – невероятный повар и потрясающий человек с хорошим чувством юмора. С ним никогда не бывает скучно! И Равиль постоянно балует меня вкусными пирожными, зная, какая я сладкоежка.

– Смотри не подавись, – бросает брат, посмеиваясь над тем, как жадно я поглощаю еду.

– И тебе приятного аппетита, Абель, – бурчу я с полным ртом.

– Я не один здесь, кстати.

Эта фраза совершенно не удивляет, ведь в следующую секунду я вижу приближающегося к столу Амадиса. Он, в синей футболке с логотипом их с братом футбольной команды и светлых джинсах, выглядит совсем не свежо. Амадис потрепан, волосы в беспорядке торчат во все стороны, одежда мятая, щеки слегка покрасневшие. Он идет с поля?

– У вас была тренировка? – интересуюсь я у Абеля, пытаясь понять, какого настроения ждать от Амадиса.

– Тренировочный матч. К нам приехали «Сутулые», и Кабальеро надрал им зад.

– Почему вы зовете команду «Элефантов» сутулыми?