– Они помирились, – заключила она и показала Марку сообщение.
Немного смазанное, слегка засвеченное изображение Маши с красными щеками, припухшими глазами и окончательно растекшейся тушью. Она обнимала бледного парня в больничном костюме. У Паши растрëпанные, прямые, золотистые волосы, несколько пластырей на лице скрывали скученные на скулах и носу веснушки. Он смущëнно гладил девушку по волосам, кривовато улыбался и не смотрел в кадр, пока Маша показывала камере язык и хмурилась.
Mary: он навернлуся со 2 этажа общаги
Mary: пытлся пробраться внутрь после коменд часа и сломал ногу.
Stella: тебе почему не позвонил?
Маша прислала стикер с котом, закатывающим глаза, и добавила:
Mary: решил, что я его брошу, потому что он САМЫЙ БОЛЬШОЙ ПРИДУРОК на свете.
Stella: в след раз это я его из окна брошу, если он повторит нечто подобное! в больничке лежал он, а, слушая тебя, мучилась я!!!
Ответом был простой, но очень говорящий жест среднего пальца и поцелуйчик. Стелла вздохнула, выключила телефон.
– Стелла, – она взглянула на Марка, встретившись с каким-то сложным выражением лица. Он будто почти разгадал загадку, но не понимал её до конца. – Ты говоришь, что не можешь улыбаться. Губами – возможно, но глаза твои улыбаются. Они так блестят, что нельзя не улыбнуться в ответ.
Но он не улыбался. И эта серьëзность – она ему шла.
Глава 4
Стажёр
Сначала Стелле хотелось издеваться над его идеей, потом ей понравилось, она расслабилась, наблюдая за небом и слетающим с губ белёсым паром, но затем стало невыносимо холодно. Стелла мëрзла, пока они бежали – или, скорее, ковыляли на негнущихся ногах – в больницу, до палаты, к больничной койке Паши. Когда ребята вернулись, Маша окинула их удивлëнным взглядом и изогнула чëрную бровь.
– Как два мокрых кота из подворотни.
– Будто вас пытался проглотить снежный человек, – со скромной, немного кривой улыбкой подметил Паша, махнув им. – Могу вам предложить в своих апартаментах только совковую батарею. Располагайтесь, друзья, и чувствуйте себя как дома!
Стелла кивнула, оглядела другие койки со спящими или только делающими вид больными и села у самой батареи. Правда, она почти не спасала от промозглого холода, пробравшегося не только под свитер, но и под кожу – в самые кости.
– Так вот кто привëз Машу, – у Паши высокий голос, мягкий для мальчика его возраста, но он прекраснодополнял круглые черты лица. – Она вполне могла меня повторно травмировать! Вместо недели задержался бы на целый месяц.
– Продолжишь болтать – так и случится.
– Я люблю тебя, ты же помнишь?
Маша улыбнулась, как довольный кот, получивший сливки, и пристроилась на кровати к нему поближе, «гуляя» пальцами по гипсу на ноге. Вместе они создавали удивительный контраст: облачëнная в чëрное девушка со смазавшимся макияжем и неряшливо лежавшими тëмными прядями волос, только вернувшаяся с очередной тусовки, и бледный, как сама смерть, парень в повидавших виды серо-зелëных футболке и штанах, с залëгшими под широкими, чувственными глазами тенями – другими словами, совсем далëкий от её образа жизни. Но Маша была углëм, а Паша – холстом, на котором она оставляла штрихи по своему желанию и усмотрению. Так и сейчас: её руки всё тянулись к каким-то складкам на одежде, чтобы пригладить их и поправить, убрать глупую резинку в светлых волосах, стереть какую-нибудь тень с его щеки… А может, ей просто хотелось его касаться?
Марк снова улыбался: как от снежинки, легко растаявшей на носу, от промелькнувшей серьëзности не осталось и следа. У него была немного пружинистая походка, словно в нëм всегда бурлила энергия, которую некуда деть. Он резко щëлкнул пальцами перед Пашей, а когда тот моргнул, нацепил на него белую кепку с множеством разных надписей, выведенных разными почерками и цветами. Где-то красовались ëлочки с гирляндами, где-то новогодние игрушки, и между всем этим – ободряющие фразочки.