Тишина нагнетала. Отчего-то Стелле было некомфортно в этом молчании, несмотря на то, что она сама не любительница пустозвонства. Возможно, дело было в лëгкой склоке с подругой, а может, всё-таки в незнакомом парне за рулëм такой же незнакомой, хотя и удобной машины. Пальцы неспешно скребли кожаное кресло, на котором бережно крепилась тонкая подушка для подогрева, которая сейчас, к сожалению, была выключена, а салон, не успев прогреться, больше напоминал морозилку. Поëжившись, Стелла скользнула взглядом по хмурой Маше, листающей фотографии на телефоне, и взглянула в зеркало, где встретилась с любопытными зелëными глазами.
Марк отвернулся, включил поворотник и повернул на перекрëстке направо – плавно, легко и неспешно, совсем не беспокоясь о нервных клетках других участников дороги. Совсем скоро они снова застряли в пробке, и он повернул какой-то переключатель под светящейся неродной для машины магнитолой – секунды спустя тепло окутало лицо и холодные пальцы.
– Марк, включи что-нибудь, иначе я начну лезть на стекло, – проворчала Маша, не отрываясь от своего телефона. – Мне очень не хочется так громко ду-мать.
– Есть пожелания?
– На твой вкус.
– У меня он специфический.
Маша улыбнулась, взглянув на Стеллу, потом на Марка.
– Нет, я не буду продолжать реплику!
Марк разочарованно вздохнул, покачав головой. Поразмыслил, окинул взглядом наглухо забитую сверкающую дорогу, полную цветных машин, достал телефон, нажал что-то на руле, потом отыскал песню и включил, откинув чëрный кирпичик на соседнее сиденье. Стелла чуть вытянулась, заглядывая вперëд, но узнала мотив по первым его аккордам и не сдержалась: закатила глаза и ударила ладонью по спинке водительского кресла.
– Это провальный план, Марк, – она ничего не могла поделать с той язвительностью, с которой прозвучало имя. – Если ты думаешь, что любая девчонка растает, заслышав Лазарева, то ты настоящий дилетант!
– Стелла, да? – Он мельком взглянул на неё через зеркало, вернув имя с не менее насмешливой интонацией. – Если ты по-настоящему считаешь, что парни не слушают всякую меланхоличную попсу, то это ты настоящая дилетантка! Не знаю, как вы, но лично я думаю, если в тексте есть хороший смысл, то вообще всë равно, что думают о тебе окружающие.
– Я никогда в жизни тебе не поверю.
– Правда?
Его лицо невероятно переменилось в игре красных, жëлтых и белых огней, иногда отражающихся в стеклах очков. Марк улыбался широко, мягко и задиристо, будто пытался немного поддеть, вывести этой, казалось бы, безобидной эмоцией. Пальцы отбивали ритм мелодии. Марк не отрываясь смотрел на Стеллу, будто чего-то ожидая. Салон негромко заполнился голосом певца, который был ей хорошо знаком – впрочем, он был знаком всем, кто умел слышать.
– Я в глазах твоих видел снег в океане…
Стелла моргнула, ошарашенная, открыла рот, новдруг поняла, что Марк просто подпевает исполнителю в его партии так, словно тому нужна была помощь. У него хорошо получалось, и даже вредность в ней была с этим согласна. Он не соврал, но чтобы знать весь текст… Это по-настоящему удивило Стеллу и искренне восхитило воскресшую рядом Машу. Она рассмеялась и тихо подпела куплет, на короткое мгновение песни позабыв свои печали.
Машина двинула дальше – неохотно, скрипя колесами по снегу. Хлопья снова повалили с неба, прилипая к стеклам – их смазывали дворники. Песня вдруг сменилась на какую-то более энергичную, менее трагичную, и ребята под немое поражение Стеллы затянули дуэт: Маша нещадно фальшивила, но голос Марка спасал ситуацию, а может, это смех, прорывающийся сквозь стройное пение, скрашивал горе-песню.