Сендега неширокая, но дно торфянистое. И шишек много на дне, сучков разных, поэтому приходится в броднях переходить. Дюшка трусил и искал причины вернуться, мне это надоело, я натянул бродни и перебрался на другой берег. Сапоги снял и перебросил Дюшке. Теперь у него выбора не оставалось – одному возвращаться домой страшно. Дюшка перебрался следом, конечно же, оступился, зачерпнул воды, запричитал.

Никаких снарядных гильз, заполненных порохом, мы не нашли, хотя лес на другом берегу Сендеги рос точно такой же, невысокий и кривой. И мох такой же. Ну разве что кочки чуть повыше и позапинучее. Мы бродили между кочками, высматривая снаряды, только все зря. Не было тут ничего. А если и залетало, то собрали до нас.

Дюшка тоже это понимал и несколько раз вздохнул, что погода портится, хотя она на самом деле ничуть не портилась.

– Портится-портится, – настаивал Дюшка. – Вроде ясно, но тучи собираются в верхних слоях атмосферы. Я прогноз слышал – гроза сегодня вполне возможна.

Но я решил Дюшку проучить. Чтобы больше снарядов искать не хотелось да по лесам шастать.

– Надо получше проверить, – сказал я. – Снаряды могли и дальше улететь, туда, к болоту. Давай сходим.

– Заблудиться можно…

– У тебя же компас, – напомнил я.

– Ладно, сходим. Только к Сендеге надо сначала вернуться.

– Зачем? – не понял я.

– Велики проверить, – продолжал юлить Дюшка. – А то мало ли?

– Так здесь нет никого. А спрятали мы хорошо…

– Все равно надо посмотреть.

– Хватит, а? – я поглядел на Дюшку злобно. – Кто твой «Салют» украдет? У нас в городе таких два всего, даже если украдешь – не покатаешься. Так что пойдем снаряды искать.

Дюшка не стал спорить в этот раз, и мы отправились дальше, в глубь леса. Шагали в направлении болота. Молчали, слушали лес. Лес как лес. Потом Дюшка остановился. А я еще шагал. Наткнулся на него, но мы не упали.

– Что это? – спросил я.

– Не знаю…

Голос у него дрогнул. Было отчего, если честно. У нас под ногами лежала широкая, метра в полтора выжженная полоса.

– Пожар, что ли? – предположил я и сразу понял, что это глупо, никакой пожар не горит так.

Ровно.

Очень ровно, границы этой полосы были аккуратные и точные, словно их прочертили по линейке или, вернее, по трафарету. Рубеж.

За черной границей лес продолжался, и продолжался мох, все, как обычно.

Дюшка потрогал черную полосу носком ботинка.

– Похоже, оно… вымерзло, – сказал Дюшка.

А я не знал, что сказать. Такого я раньше не видел. Года два назад в конце июля случился настоящий заморозок, утром проснулись, а весь огород повял, и морковь, и свекла, и капуста. Морковь и свеклу собрали какую есть, а капусту всю на выкид. Но тут все было по-другому.

Я говорил, что черная полоса была очень ровной, но когда я рассмотрел ее поближе, то обнаружил, что она более чем ровная. По земле рассыпалась брусника, плоские кустики с темно-зелеными листочками. И в некоторых местах граница черноты проходила как раз по листьям, деля их на живую зеленую половину и мертвую черную.

– Не похоже на заморозок, – возразил я. – Слишком четкие границы. Точно ножом срезали.

– Это шаровая молния, – неожиданно уверенно заявил Дюшка. – У шаровых молний как раз такие острые края. В этом году много шаровых молний, в газете об этом писали.

Не знаю. Моя бабушка рассказывала про шаровую молнию. Это было после войны, еще дед с фронта не вернулся. Так вот, бабушка говорит, что она ничего страшнее никогда не видела. Шаровая молния, она тоже была черного цвета, плыла над рекой. И от этого становилось так тихо-тихо, точно мир умирал от ее продвижения. Бабушка затаила дыхание, а ее сестра, тетя Катя, ойкнула. Молния тут же повернула в их сторону.