– Ола останься. Сегодня мы недолго, – с нотками недовольства «поприветствовал» нас Шорх.

Если Ола и удивилась, то вида не подала. Просто замерла у двери молчаливой пушистой статуей. Я прошла на свое место, прокручивая в голове варианты, как лучше начать разговор о других пленницах.

Привычно устроившись в кресле, стала ждать следующей команды, попутно отметив, что Шесса в лаборатории нет. Ой, только бы ничего не случилось с той девушкой, а то Шорх сегодня непривычно нервный.

В этот раз никаких особых манипуляций не было. Шорх молча взял кровь, специальным приспособлением просканировал мой организм, проведя плоским голубым лучом от головы до пяток. Ткнул блестящей палкой с круглым плоским наконечником в браслет и несколько минут смотрел на монитор. Всё это молча, без объяснений и вопросов.

Со своего места мне было плохо видно, что он там так внимательно рассматривает. Но мелькание схем и цифр я заметила.

Через несколько мгновений экран перестал моргать, в квадрате равномерного свечения выделялась одна надпись, которая явно понравилась Шорху. Он немного расслабился и, нажав на кнопку, отправился к другой панели, где обычно хозяйничал Шесс.

– Боль снимется не сразу. Сейчас нельзя мешать естественному процессу, придётся немного потерпеть. – Предупредил Шорх, прикладывая хромированную капсулу пистолета-шприца к сгибу моего локтя.

Три иглы быстро вонзились в кожу, я почти не почувствовала, как под кожу впрыснули обезболивающее. Встать мне не позволили, при помощи браслета Шорх внимательно сканировал мой состояние. Проверял реакцию организма на новое для него лекарство.

– Ола, несколько дней Санее лучше не выходить из каюты. Ты, наверное, уже почувствовала, что у девушки есть предрасположенность к эмпатии?

Ола коротко кивнула, не выражая особых чувств. Вот точно статуя, даже не по себе стало от такого преображения доброй, отзывчивой осьминожки.

– Я хочу, чтобы ты позанималась с Санеей в этом направлении. Сильно развивать не надо, достаточно научить контролю. Можно некоторым приёмам защиты, не более. Ты меня поняла?

Ох, как он рявкнул, даже самой захотелось быстро замотать головой, выражая полное понимание и согласие. Ох, не вовремя я решила спросить о девушках, но и промолчать не могу. Может, у Шорха теперь всё время будет такое настроение? Нет уж, решила – значит, делаю, но очень аккуратно, как минёр.

– Господин Шорх, скажите, могу ли я встретиться с другими девушками? Вы должны понимать, что нам сейчас просто необходима взаимная поддержка. И потом, после того, что вы мне показали, я не могу не переживать за соотечественниц.

Набрала в грудь воздуха и выдала приготовленную речь. Даже ни разу не сбилась, что оказалось не так-то просто, когда говоришь не на своём родном языке.

– В этом нет необходимости. Уверяю, все девушки здоровы и проходят индивидуальную адаптационную программу. Ваше общение только усложнит этот процесс, всколыхнёт воспоминания, причиняя ненужную боль, вызывая приступ отчаянья и глупой безрассудности. Ты хочешь, чтобы кто-то сорвался и мне пришлось её наказать? – Шорх не злился на мою дерзость, но его голос приобрёл металлические нотки, такие, что казалось - по спине возят наждачкой.

– Нет, не хочу. Но не переживать не смогу, не смогу не думать о них. Вы ведь понимаете, – в груди закололо, слёзы мутной пеленой перекрыли зрение.

Пусть так, не хочу видеть бесчувственное лицо серокожего. Не хочу делать вид, что всё хорошо. Ола тревожно дёрнулась в мою сторону, издав тихий шипящий звук. Шорх передёрнул плечами и отвернулся к экрану.

– Ты сама понимаешь, что встреча ничего не изменит в вашем положении, но может нарушить то хрупкое спокойствие, что только-только обрела каждая из вас. Но я понимаю и уважаю твое желание, потому покажу несколько картинок. Но на этом всё.