– Бытиё определяет сознание, бытиё первично – сознание вторично, – сказала Фива.

– Вот-вот, – согласилась бабушка. – На эти темы любил дед рассуждать. «Битиё определяет сознание, битиё первично».

– Он что, часто бил папу?

– При чём тут «часто»? И при чём тут «бил»? Зазря дед никого не наказывал, да и наказывать избегал, предоставлял мне, а уж я, если кто заработал (в том числе и твой отец), шлёпала без зазрения. Когда дед говорил «битиё» вместо «бытиё», он имел в виду, что советская власть гнала всех в коммунистический рай палкой, а насильно мил не будешь, вот и рухнуло всё. Тебе бы об том надо было с ним, дедом, разговоры разговаривать, а я что?

Бабушка как-то враз сникла и так тяжело стала опираться на палку, что Фива вдруг неожиданно для себя сказала – снился ей дедушка, она и его расспрашивала обо всём, что у неё на сердце.

Бабушка приостановилась, выпрямилась, и это уже была как бы другая бабушка, хотя и не грозная боярыня, но весьма строгая старуха.

– И что же он ответил на твои расспросы, если не секрет? – спросила бабушка и вдруг опять сникла, превратилась в неуклюжую старушку в громоздком кожухе и валенках.

– Сказал, что хотя и наступило время Звёздного Ребёнка, а всё же он может не исполниться, если не преодолеет заслон-оберег. Всего-то и надо ему отвергнуть – никогда, не буду, не хочу и принять как данность – всегда, буду, хочу!

– Ничего себе данность! – воскликнула бабушка и, прикрыв рот, заоглядывалась по сторонам, смущаясь своего внезапного восклицания.

А смущаться было кого. Днём шёл снег, а к ночи распогодилось, луна так ярко сияла над макушками деревьев, что полотно дороги казалось белой-белой бумагой, на которой и группами слов, и алфавитной россыпью как бы виднелись люди-буковки. Впрочем, и воздержаться от восклицания Фива Феодосьевна не могла – в этой данности: всегда, буду, хочу – она почувствовала гораздо больше неистовости, чем в коде-обереге. А весь опыт жизни ей подсказывал, что добро не бывает неистовым. Наверное, она совсем уж стара, опечалилась Фива Феодосьевна, и принимает за неистовство обычную жизненную силу, свойственную молодости? А может, действительно, уже наступило новое время и необыкновенные способности, данные им Богом, которые утаивали, теперь уже нельзя утаивать? И они должны быть пущены в оборот, чтобы проявились не только и не столько в родной внученьке, сколько во всех людях?

Фива уже давно пожалела, что обмолвилась о дедушке, но и внутреннее несогласие требовало выхода.

– Я тебя не понимаю, бабушка, ты пугаешься того, чего не надо пугаться. А всё потому, что во всём прежде всего видишь плохую сторону. Но я тебя не виню – у тебя такое зрение, а у меня другое. Сама не знаю почему, но я во всём вижу хорошую сторону. Скажу даже больше, если мой суженый – Кеша, и пусть он на самом деле не звёздный, а обыкновенный, всё равно я буду относиться к нему так, словно именно он звёздный. Я употреблю все свои способности, чтобы он не прятался от жизни под замком – никогда, не буду, не хочу! А радовался ей, отдавал в жизни предпочтение открытости – всегда, буду, хочу! И все должны так же поступать. Тогда уж точно мы не пропустим времени Звёздного Ребёнка. И он исполнится. Дед сказал, что Звёздный Ребёнок есть будущее человека, когда мы разовьёмся, мы все станем такими, как он. И увидим и новую землю, и новое небо!

– Ладно-ладно, успокойся, – сказала бабушка.

– А то что, люди оглядываются? – с вызовом спросила Фива.

Ей почему-то захотелось огорчить бабушку и всех-всех этих людей, которые спешат к всенощной на праздничное богослужение, а того не понимают, что им всем надо заново рождаться или перерождаться, потому что любое время, в том числе и новое, начинается в человеке и с человека.