– Возможно… – Хаген потупился. – Мало того, в последние годы кукушата рождаются всё чаще. Обычно дар просыпается в наших детях годам к трем, но кукушат зачастую можно опознать в младенчестве по каким-нибудь… э-э… странностям. Шесть пальцев на руках или ногах, перепонки, чешуя, вертикальные зрачки… – Он дернул себя за отросшую бело-рыжую прядь. – Или совершенно белые волосы.

– Но ты же умеешь менять лица, – растерянно проговорила Эсме. – Я совсем запуталась!

– Нашему другу-оборотню приходится постоянно доказывать, что он не кукушка, – встрял Джа-Джинни, одной короткой фразой объяснив то, что так и не сумел высказать Хаген. – Доказывать словами, кулаками… по-всякому.

Пересмешник развел руками – дескать, вот так.

– Теперь понятно, – вздохнула целительница. Больше вопросов она, к великому облегчению Хагена, не задавала – почувствовала, что разговор ему неприятен? Для этого и мысли читать не нужно, у него всё на лбу написано.

– Это не считается, – сказал пересмешник неожиданно для самого себя, сказал – и смутился. Эсме тоже смутилась, а крылан выдал всезнающую ухмылку. – Раз сама не говоришь, я придумаю, чем тебя отблагодарить. Ты ведь даже не догадываешься, что сделала для меня сегодня. Это больше, чем жизнь…

– Ну, тогда придумывай! – милостиво разрешила девушка. – Мешать не буду.

И в этот миг пересмешнику показалось, что он вновь встретился с жуткими обитателями экватора – по крайней мере, ощущение внезапно нахлынувшего чужого присутствия было точно таким же. Понадобилось долгое-долгое мгновение, чтобы Хаген осознал: присутствие-то на самом деле не чужое, а очень даже знакомое – так незаметный легкий ветерок, к которому привыкаешь за много дней, неожиданно превращается в жестокий шквал. «Невеста ветра», до сих пор сохранявшая почтительное расстояние, ворвалась в его сознание, а вместе с ней – капитан.

И капитан был очень зол…

… – Ты по-человечески мне скажи, чего хочешь-то?

Во взгляде, который рыжий матрос устремил на своего случайного знакомого, было безграничное доверие, возникающее после третьей кружки обжигающей сарьи. Три кружки – и первый встречный становится роднее отца и матери вместе взятых, а на следующий день ночные откровения забываются без следа.

Это, конечно, в лучшем случае.

– Я? – Глаза у Хагена блестели, но непутевому матросу по имени Грейди было невдомек, что блестят они не от хмеля, а от предвкушения: ещё бы, такая жирная рыба – и сама в сеть идет да поплотнее в неё заворачивается! – Я уже тебе обьяснил, чего хочу… на фрегат ваш попасть… всю жизнь мечтал!

– Всю жиз-знь? – насторожился матрос, и пересмешник досадливо поморщился. Спешка могла всё безвозвратно испортить, а других шансов у него не будет, это Хаген знал точно. – Ты же говорил, что с тех пор, как… как семью потерял?

– Ну да! Всю жизнь с тех пор, как…

Сказанное не имело значения, нужно было лишь довести Грейди до того состояния, когда море по колено, а мостовая – мягче перины. Хаген присмотрел этого парня ещё днем, когда впервые выбрался на палубу «Невесты ветра», мокрый и дрожащий. По большому счету, ему придется изменить лишь лицо и волосы, а на это есть в распоряжении всё, что нужно.

Кошелек на поясе Грейди.

Комната на втором этаже, которую Хаген заботливо снял для своего пьяного друга… за его же деньги, естественно.

Лавка в квартале отсюда – посреди всякой мелочи для прекрасных дам там обязательно отыщется нужная краска. Дверь закрыта, конечно, но с каких это пор его останавливали замки? Хозяин поутру ничего и не заметит.

И самое главное – целая ночь впереди!

– Не связ-зывайся с Крейном, – вдруг сказал матрос таким серьезным и обманчиво-трезвым голосом, что Хаген на миг растерялся. – Он… страшный.