Южные города и веси лежали в дымящихся руинах… Лето выдалось засушливым, жарким. Над исстрадавшейся без живительной влаги землей носились пыльные смерчи, безудержно полыхали грозы. Горели пшеничные посевы, горели леса и болота, вода в озерах и реках стала непригодной для питья. «Густые облака дыма затмевали свет солнца, мгла тяготила воздух, и птицы падали мертвые на землю»,− скорбно сообщал летописец.
А на закатной стороне появилась неведомая ранее яркая звезда и в сумерки озаряла небосвод блестящими лучами.
Страшно это было, причудливо и странно, непостижимо для разумения…
Впрочем, жизнь постепенно входила в привычное русло. Покойников отпели и предали земле, на местах расчищенных пожарищ возводились новые дома и церкви. Последующий год принес обильный урожай, цены на хлеб упали, в водоемах вновь появилась рыба.
Новый киевский князь Владимир Рюрикович отправился в карательный поход и почистил степь, сполна отомстив вероломным половцам за их предательство.
О неистовых пришлецах более ничего не было слышно. «Кого Бог во гневе своем навел на землю Русскую?»,− временами судачил народ, собираясь на торжищах, но не мог найти ответа на этот насущный вопрос.
Так, в трудах и заботах, прошло тринадцать лет…
Вольный город Мышград
«Для имперского полиса возможно все, что целесообразно»
(Эвфем, архонт Афин)
Крутобокая, тяжело нагруженная лодья неторопливо двигалась на веслах по полноводной реке Влге, игравшей красноватыми бликами позднего заката. Погода стояла тихая, теплая, непривычная для осеннего месяца листопада. Молога давно осталась за кормой, и одноглазый кормщик приказал гридням скатать поникший льняной парус, расцвеченный красными и белыми продольными полосками.
Солнышко устало катилось к виднокраю, скрывшись за пушистыми верхушками сосен, зубчатой стеной обступивших речные берега. В быстро темнеющем небе зажигались лампадки первых звезд, которые словно радужными кирпичиками выстилали на куполе небосвода призрачную вселенскую дорогу.
− Поспеваем до ноци, князе!.. Вот она, Юхоть-то, по сцуицу! − громко сказал кормщик, коренастый и плотный сицкарь из Мологи, почесывая растопыренной пятерней курчавую бороду.− Коли бозе даст, вскорости прибудем до места.
Ростовский князь Василько Константинович встряхнулся от дремоты, бездумно прислушиваясь к словам кормщика, известного в Залесье как Данила Карась. На мологжанском торжище он в шутейском побоище лишился левого глаза, и с тех пор за ним цепко прилепилось еще одно прозвище − Циклопус. Данила на местных зубоскалов обиды не держал, потому как душевно обожал старика Гомера и по складам читывал «Одиссею», подучив эллинский язык в бурной молодости, когда лихая судьба-злодейка надолго зашвырнула его в такие теплые, но чужие ромейские края.
Князю Василько шел двадцать восьмой год. Был он высок, статен собой, русоволос, румян, носил небольшие усы и подстриженную бородку; под черными бровями его блестели небесным цветом добрые и умные глаза.
Двадцать лет назад, чувствуя приближение конца земной жизни, Великий князь Константин Всеволодович выделил своим малолетним чадам уделы. Василько принял славный Ростов, древний город на берегах озера Неро, основанный мерянами задолго до прибытия дружины Рюрика на Русь. И вот без малого второй десяток лет он правитель затерянной в дремучих лесах Ростовской земли, по его указаниям работные люди рубят просеки, прокладывают новые дороги, наводят мосты через многочисленные лесные речки. Постепенно обустраивается град Ростов: завершено укрепление головных ворот и защитных стен, появились просторные дома в три поверха, достроен белокаменный Успенский храм, и теперь искусные изографы украшают его внутреннее убранство соответствующей благочинной росписью.