Наконец у правого борта показалась моя капсула. Интересно, древние вояки тоже тряслись, когда забирались в троянского коня? Или только у меня такая дурная привычка?

Джелли проверил крепления у каждого бойца, а мои застегнул собственноручно. При этом наклонился ко мне и сказал:

– Соберись, Джонни. Всё как на учениях.

Он опустил крышку, и я остался один.

Всё как на учениях? Ну да, как же. Я перестал бороться с дрожью.

В шлемофонах зазвучал доклад Джелли из осевой шахты:

– Рубка! «Хулиганы Расчека» к десантированию готовы.

– Семнадцать секунд, лейтенант, – услышал я жизнерадостное контральто шкипера и отметил, что Джелли назвали лейтенантом.

Что ж, наш командир мертв, и Джелли может унаследовать его звание и должность, но мы-то по-прежнему «хулиганы Расчека».

– Удачи, мальчики.

– Спасибо, капитан.

– Держитесь! Пять секунд.

Я был весь перетянут ремнями: крепления на животе, на лбу, на лодыжках. Но трясся сильнее, чем раньше.

Когда меня сбросят, станет полегче. До тех пор буду лежать в кромешной мгле, спеленутый, точно мумия, для защиты от перегрузок, едва способный дышать. Если снять шлем, что в принципе невозможно, задохнешься мигом – капсула заполнена азотом. Вдобавок она уже несется в пусковой шахте, и если корабль погибнет до того, как ты вылетишь наружу, – не успеешь даже помолиться, сразу умрешь, совершенно беспомощный, не способный даже шевельнуться. Вот это бесконечное ожидание во мраке и вызывает мандраж. В голову лезут мысли о том, что о тебе забыли, что корабль продырявлен, что он, мертвый, обречен вечно кружиться на орбите, а ты пока жив только потому, что в баллонах скафандра есть воздух. Если же ты на спиральной орбите, у тебя только два варианта: сгореть по пути к планете или разбиться об нее всмятку.

Но вот заработала программа торможения корабля, и мне стало не до страхов. Шутка ли, восемь g, а то и десять! Когда пилот – женщина, о комфорте не стоит мечтать. Обязательно останутся синяки на коже в местах ее соприкосновения с креплениями. Да-да, я в курсе, что женщины пилотируют лучше, чем мужчины. Они шустрее реагируют, не так чувствительны к перегрузкам. Женщина быстрее доставит тебя на позицию, быстрее эвакуирует, тем самым повысив твои шансы, а заодно и свои. Но все же мало приятного, когда на позвоночник наваливается вес, десятикратно превосходящий твой собственный.

Тем не менее я должен признать, что капитан Деладре свое дело знала туго. После того как «Роджер Янг» прекратил торможение, она не потеряла ни секунды. Я тотчас услышал ее отрывистую команду:

– Осевая шахта – выброс!

И ощутил два толчка отдачи, означающие, что сброшены Джелли и его временный взводный сержант.

И тотчас:

– Левая, правая шахты – выброс!

Это уже пошли на высадку мы, остальные.

Бум! – и капсула рывком продвигается вперед. Бум! – и она опять смещается, точно патрон в трубчатом магазине старинного ружья. Да, наши капсулы – те же самые патроны… Только у ружья три ствола – одинаковые пусковые шахты в брюхе десантного космолета. В каждой капсуле хватает места – я бы сказал, едва хватает – для пехотинца в полной боевой экипировке.

Бум!

Прежде я всегда шел третьим номером, теперь я «хвостовой Чарли»[6], десантируюсь замыкающим. На этом этапе у меня очень скучная роль, даром что капсулы отстреливаются ежесекундно. Пытаюсь считать: бум! – двенадцать, бум! – тринадцать, бум! – четырнадцать (звук немного другой: капсула, в которой должен был лежать Дженкинс, пуста).

И наконец – дзинь! – настал черед моему «патрону» зайти в «патронник».

УАМ-БУ-У-У! – свирепый толчок; по сравнению с ним тормозной маневр нашего капитана – просто любовная ласка.