– Галина Сергеевна, не узнаете Тамару Львовну? – Смирнова смеялась и глядела на задумавшуюся Завадскую.

– Нет, не узнаю, – запинаясь, произнесла Галина Сергеевна.

– Я вас тоже не узнала, – улыбнулась Ватутина.

– Но вы совершенно в ином обличье. Другой образ… – Завадская окончательно растерялась.

– А вы думали, что я ежедневно сияю и блистаю? Нет, разумеется, – Ватутина опять мило улыбнулась. – Я – нормальный человек.

– Нет, нет, я так не думала, просто… – Галина Сергеевна опять запнулась.

– Что «просто»?

– Просто у меня сформировался совершенно иной образ, мало того что он сформировался, он еще и зацементировался и основался в прочный монолит. И вдруг… Совершенно другое выражение глаз, другое настроение, другая женщина… Я растеряна… Не люблю ничего непонятного! – Завадская искренне огорчилась.

Она и впрямь не любила ничего непонятного. Женщина-ожерелье прочно поселилась в ее сердце, как далекий и случайный образ незнакомки.

Но сейчас перед ней сидела другая женщина, из другого мира, не блистающего и яркого, а из страдающего и более привычного Завадской, чем мир в «Ла клубе». Оказывается, мир прекрасных женщин может страдать, а значит, жить!

«Да, да, богатые тоже плачут! Да нет, это нечто иное! В этой новой женщине чувствуются какие-то блоковские нотки, загадочные и неповторимые. Женщина-загадка! Кто же она?

Для чего ей украшения? Защитить себя, свой внутренний мир? От кого? От жизни? От быта? От любви?

К сожалению, от любви тоже можно скрываться за яркими украшениями, – Завадская вспомнила недавно прочитанное эссе из дамского журнала – цвет одежды и изящные вещицы могут многое поведать о самой женщине. – Ведь украшения не несут никакой практической нагрузки, но раскрывают внутренний мир женщины. Существуют четыре мотива, побуждающие женщину носить украшения: это – стремление к защищенности, к престижу, к красоте и призыв к противоположному полу. У Тамары Львовны не чувствуется стремления к престижу, она не похожа на выставку бриллиантов. Пожалуй, стремление к защищенности и красоте. Хотя, может быть, я и ошибаюсь, – подумала Завадская. – Мягкая и не защищенная в своей открытости женщина, закрывает себя украшениями, как восточная женщина скрывает под паранджой свои прелести. Все внимание окружающих приковывается к блесткам и бусам, а это означает, что лица не видно, имеется в виду, настоящего лица.

Как сказали бы в народе, – «от сглаза». В любом случае душа такой женщины стремится к гармонии и эстетическому совершенству.

Ну хорошо, а ты? Ты почему никогда не носила украшений? – Завадская усмехнулась. – Хотелось, чтобы ценили прежде всего личность, без лишних аксессуаров.

Не хотела отвлекаться от работы, да и возможности таковой не имелось. Хороша бы я была в таких украшениях в засаде на промороженной лестнице.»

Завадская зябко передернула плечами, вспомнив, как однажды уснула на лестничной ступеньке, сидя в ожидании, пока откроется дверь в притоне наркоманов. Проснулась от громкого, свистящего шепота взбешенного коллеги: «Галька, кончай храпеть!» Завадская никогда не имела привычки храпеть, а тут, видно от усталости и напряжения, случился грех… Вспомнилась многолетняя работа – вечная спешка, вечная гонка за незримым врагом, иногда придуманным. Какие тут, к черту, макияж и бусы?

– Галина Сергеевна, мы с Надеждой Павловной приглашаем вас на открытие нашего женского клуба. Мероприятие состоится в «Олимпии». Придете? – Тамара Львовна ласково тронула Завадскую за руку.

– Н-не знаю, – неуверенно произнесла Галина Сергеевна, – нам, в общем-то, нельзя по таким злачным местам болтаться. Тем более мне. Я на виду в моем Департаменте, вечные слухи, сплетни…