Прошло два десятка лет, открылся ящик Пандоры, и несчастья и испытания посыпались на головы людей. Наша семья не стала исключением.
Развалилась огромная страна, в которой мы все родились и выросли. Но появилась наша, независимая страна. У нее не все заладилось с самого начала: политическая неразбериха, война, рухнувшая экономика. Хаос.
Тяжело, неизлечимо заболела мама. Сильно сдал отец. Я крепился как мог, хотя на работе не платили жалованье по многу месяцев. Банк, в который мы вложили наши небольшие средства, оказался жульнической «пирамидой». Позарез нужны были деньги. Не шиковать – элементарно выжить. И мы с отцом принялись распродавать вещи из дому, чтобы хоть как-то прокормиться. Надо было кормить маму. О лечении речи и не шло – просто кормить…
Тогда-то я и понял весь ужас людей, в революцию или в блокаду продававших свои вещи ради куска хлеба.
Я распродал свою библиотеку фантастики, которую терпеливо собирал более пятнадцати лет, – странно, но в эту дикую годину еще покупали книги, и слава Богу… Я продал свою небольшую коллекцию марок. Продал японский двухкассетный магнитофон – подарок мамы к окончанию мною университета. Из моей коробки-кунсткамеры ушли в чужие руки и шариковая ручка в виде кинжала (тюремная работа), и большая курительная трубка с чашечкой в виде головы негра (тюремная работа), и зажигалка-пистолет (тоже тюремная работа; вообще у меня было немало вещиц, созданных зэками, надарили в свое время)…
Пришла очередь медали. К этому времени и мама, и отец ушли в мир иной и я остался один.
В тот день – а было это поздней осенью – моросил нескончаемый дождь. Было зябко, я дрожал мелкой дрожью и никак не мог согреться. Договорившись по-хорошему с местным полицейским, я устроился на автобусной остановке под дырявым навесом и разложил на скамеечке свой жалкий товар – двухтомник Стругацких, сборник Лема (от сердца отрывал, с кровянкой, клянусь вам!) и самодельную бронзовую медаль с профилем козла…
Тут из ближайшего кабака вывалилась группа молодых мужиков весьма специфической наружности. В спортивных костюмах, кожаных куртках, накачанные, коротко стриженные и очень в себе уверенные. Это были натуральные братки, причем не наши, азербайджанские, а приехавшие из России по каким-то своим лихим делам. Проходя мимо остановки, они случайно глянули на мои «товары».
На книги, естественно, они не обратили никакого внимания, а вот медаль сразу их заинтересовала. Они взяли ее со скамейки и принялись разглядывать, возбужденно переговариваясь и не обращая на меня ровно никакого внимания. Словно меня и не было тут вовсе.
Я поджался. Но братки явно не замышляли зла – они по-детски смеялись, разглядывая медаль и повторяя «козел, не, ну слышь, козел!» и тому подобное. Потом один из них, со шрамом в углу рта, спросил:
– За сколько отдаешь, брателло?
Я сказал, за сколько. Сумма была вполне приемлемой. Впрочем, браток со шрамом торговаться не стал. Он извлек из бумажника мятую купюру и небрежно сунул мне в нагрудный карман. Я видел, что это за купюра. На нее можно было купить хлеб, пачку чая, пакет макарон, немного картошки и прожить несколько дней – при условии максимальной экономии. Слава Богу!
Братки удалялись, вырывая друг у друга медаль и гогоча. Потом они погрузились в «Мерс» и укатили. Я молча смотрел им вслед. На секунду мне показалось, будто я только что предал свое детство, предал своего отца. Но потом это чувство прошло.
С тех пор минуло еще два десятка лет. Мне удалось выжить.
Понемногу я возвращаю себе библиотеку – хожу по книжным развалам и покупаю те же самые книги, которые когда-то продавал. У меня появилась коробка с