– Что именно тебе не нравится? – Грабовский сдал харририанина под опеку Дэи и поднялся на ноги.

– С одной стороны, нам не стоит задерживаться на одном месте, нас вроде как ищут. Но с другой стороны… – Жорж Пери скептически глянул на сереющее небо. – Смеркается, а соваться в ночной лес, сплошь утыканный таким вот хворостом, почему-то не хочется. От него даже боевой комбинезон не спасет. Слыхал я, что во время вьетнамской войны партизаны строили подобные заграждения. Американцы их с трудом проходили. Причем это днем, но никак не ночью!

– Трусишь? – Упрекая капрала, Грабовский оценивающе покосился на лесную чащобу.

– Да мне-то по барабану! Прикажете – пойду хоть сейчас. А вот скольких харририан мы насадим на вертел? Вот вопрос.

– Ладно, уговорил. Ночуем здесь.

Марк с непередаваемым блаженством растянулся на ворохе мягкой душистой травы. Какой кайф! Ничего подобного не испытывал уже очень давно. Минул почти год, как «Головорезы» покинули Землю. Целый год!

Краем глаза Грабовский увидел, как рядом легла Дэя. Орнамент на ее теле просвечивался сквозь одежду, отчего чудилось, что частичка ночного неба упала на землю. Россыпи бело-голубых огней казались такими же прекрасными и загадочными, как хоровод звезд над головой. Женщина прижалась к нему всем телом, пытаясь согреться.

– Жалко, что мы оставили в отеле наши боевые комбинезоны. Функция терморегулирования сейчас оказалась бы очень кстати.

– Первый раз слышу разумные слова. Неужели практичность победила эстетику?

– Зануда! – Лурийка отвернулась.

– Не обижайся… – Грабовский обнял женщину.

Они молча лежали, уставившись в бездонное антрацитовое небо. Где-то там, среди звезд, клокочет безудержная жизнь: древние мегаполисы и скромные купола лагерей первопоселенцев, громады космических станций и серебристые стрелы звездолетов. Бешеный ритм, чудовищные скорости, суматоха и толчея. Но это все там… Здесь же только этот лес, шум реки, пьянящий запах трав и Дэя. Марк вдруг почувствовал, что ему этого достаточно, что он в шаге от настоящего счастья. Но этот крохотный, самый последний шаг что-то мешало сделать. Грабовский поглубже заглянул себе в душу. Да, конечно… Николай!

– Марк, как ты думаешь, Строгов мог остаться в живых? – Дэя словно прочла мысли своего возлюбленного. Ее слова прозвучали тихо и печально, словно стон осеннего ветра.

– Конечно, мог.

Марк постарался, чтобы голос его не дрогнул. Он ведь соврал. Кто может выстоять против сотни разъяренных охотников? Чувство вины окатило лейтенанта ледяным холодом. Там, на Агаве, Николай Строгов сделал его работу. Ведь это он, Марк Грабовский, должен был увести за собой врагов. Но Николай проявил великое сострадание и самопожертвование. Он даровал им с Дэей жизнь и любовь. Марк тяжело вздохнул. Лицо друга будет вечно глядеть на него из небытия, служить напоминанием и укором.

Дэя уснула, а лейтенант еще долго лежал, уставившись в звездное небо. Он вспоминал всю свою жизнь: отца, военную академию, первую встречу с Николаем. Они тогда чуть не подрались. Марк улыбнулся. Вот идиоты! А всему виной эта сучка Николь… Грабовский зевнул и провалился в тяжелое забытье, которое сложно было назвать сном.

Тревога! Крик часового вмиг поставил Марка на ноги. Что случилось? Лейтенант вслушивался и всматривался в предрассветное марево. Ничего не видать.

– Приближение из северного сектора. – Рядом с командиром выросла плечистая фигура Яна Микульского. Боевой шлем рядового пыхтел от полной мощности. Марк видел обилие световой индикации, которую не могло скрыть даже тонированное бронестекло.

– Докладывай!